План

1. Евразийская геополитика 5
2. Концепция «России - Евразия» 7
3. Диалектика национальной истории 10
4. Лев Гумилев - последний евразиец 15
5. Неоевразийство 18
Заключение 22
Список использованной литературы. 25

Введение
В двадцатые годы среди белой эмиграции возникло движение евразийцев. Основатели евразийства - князь Н.С. Трубецкой - филолог и лингвист, основатель (совместно с P.O. Якобсоном) Пражского лингвистического кружка; П.Н. Савицкий - географ, экономист; П.П. Сувчинский - музыковед, литературный и музыкальный критик; Г.В. Флоровский - историк культуры и богослов, Г. В. Вернадский - историк и геополитик; Н.Н.Алексеев - правовед и политолог, историк обществ, мысли; В.Н. Ильин - историк культуры, литературовед и богослов; князь Д. Святополк-Мирский - публицист, Эренжен Хара-Даван - историк. Каждый из названных представителей «классического» евразийства (1921-1929 гг.), отталкиваясь от конкретного культурно-исторического материала и опыта (географического, политико-правового, филологического, этнографического, искусствоведческого и т.п.), ссылаясь на него, анализируя его и обобщая, обращался к проблематике философии культуры и истории, связанной с диалектикой Востока и Запада в русской и мировой истории и культуре.
Евразийство представляет особый интерес, так как это мировоззрение обобщило многие ключевые для философии политики понятия. В частности, наследуя линию Данилевского и Шпенглера, евразийцы взяли на вооружение концепцию России как особой цивилизации, активно применив к постижению политической истории России пространственный фактор. Кроме того, они задались амбициозной целью выработать емкую формулу полноценного и непротиворечивого русского консерватизма - политической идеологии, основанной на традиции, особости географического положения, специфики исторического цикла, в котором находится Россия. Православная традиция была для евразийцев важнейшим элементом их понимания истории, и в этом отношении они последовательно придерживались мифа о регрессе, отрицали позитивный характер европейской цивилизации. Евразийцы призывали бороться с «кошмаром всеобщей европеизации», требовали «сбросить европейское иго». «Мы должны привыкнуть к мысли, что романо-германский мир со своей культурой - наш злейший враг». Так, ясно и недвусмысленно, писал князь Н.С.Трубецкой в вышедшей в Софии в 1920 г. программной книге «Европа и Человечество».
Евразийство на уровне политической теории сводило воедино основные элементы философии политики. Оно предложило оригинальный язык, который позволяло исследовать русское Политическое в своеобразной терминологии, выработанной на основании пристального анализа цивилизационной и культурно-исторической особенности России. Будучи наследниками славянофилов и Н.Я.Данилевского, евразийцы предлагали обширный политический проект, учитывающий основные тенденции в мировом масштабе.
1. Евразийская геополитика
Евразийцы заложили основу российской школы геополитики. На основании статьи Хэлфорда Макиндера «Географическая ось истории» П.Савицкий выстроил собственную непротиворечивую модель, с обратной системой приоритетов. Если Макиндер рассматривал различные версии контроля берегового пространства евразийского материка со стороны Англии и США с тем, чтобы управлять стратегически Евразией в целом, то Савицкий, приняв ту же модель, рассмотрел ее с точки зрения российских национальных интересов. В то время, когда сознание всех русских было целиком и полностью политизировано, и вопрос стоял чрезвычайно остро - либо «белые», либо «красные», без каких-либо нюансов, Савицкий смог подняться над схваткой и сформулировал основы долгосрочной стратегии России. Будучи помощником Петра Струве в правительстве Врангеля, т.е. находясь на стороне «белых», Савицкий публикует статью, где утверждает: «кто бы ни победил в Гражданской войне - «белые» или «красные», - все равно Россия будет противостоять Западу, все равно она будет великой державой, все равно она создаст Великую Империю».
Это было крайне авангардным вызовом всем устоявшимся клише. Даже большевики тогда не мыслили в масштабах государства, а для «белых» было невероятно представить себе «красных» в роли «собирателей земель». Но именно Савицкий оказался прав: вопреки идеологии воля российских пространств заставила большевиков выступить в качестве новой имперской силы, породив такое явление, как «советский патриотизм», и собрав воедино почти все земли Российской Империи, утраченные в ходе Первой мировой войны и последовавших за ней Революции и гражданской войны. С точки зрения Макиндера, не так важно, какая именно политическая сила выступает от имени «сердцевинной земли» («суши», heartland’а), в любом случае она будет обречена на противостояние с силами «моря», т.е. с англосаксонским миром. Савицкий, еще будучи в «белой» армии, принял этот тезис с позиции русского патриота, провозгласив, что независимо от исхода Гражданской войны, победители в ней войдут в глубокое геополитическое противоречие с Европой (Западом). Показательно, что сам Макиндер в то же время был советником со стороны Антанты в правительстве генерала Колчака, проводя идею о необходимости поддержки «белых» со стороны Европы для того, чтобы создать на периферии России «санитарный кордон» марионеточных белогвардейских режимов под контролем Англии и Франции. Дальневосточная Республика, идеи якутского и бурятского сепаратизма в значительной степени были продуктом этой политики.
Таким образом, Савицкий и другие евразийцы, находившиеся с Макиндером (Антантой) в одном лагере, сделали прямо противоположный вывод из геополитической теории, а после окончательной победы большевиков еще более укрепились в своей правоте. В то время евразийцы заложили основу крайне интересного взгляда на большевизм, который был радикализирован «сменовеховцами», а затем лег в основу широкого течения в русской эмиграции - т.н. «оборончества».
С точки зрения евразийцев, большевистская революция была ответом народных масс на отчужденный строй романовской России, консервативный лишь с формальной точки зрения, но внутренне следовавший в сторону европеизации. Евразийцы говорили о Санкт-Петербургском периоде русской истории как о «романо-германском иге» и распознали в большевизме радикальную реакцию русских континентальных народных масс на недостаточно ясную цивилизационную установку элит и экономико-политические реформы в западническом ключе. С точки зрения евразийцев, большевистская идеология должна была либо постепенно эволюционировать в более национальную, консервативную модель, либо уступить место новой евразийской идеологии, которая, в свою очередь, унаследует пространственную (имперскую) политику Советов в сочетании с более органичными для России православно-традиционалистскими ценностями. Евразийцев называли за такое парадоксальное сочетание «православными большевиками».
2. Концепция «России - Евразия»
Развитие цивилизационного подхода привела евразийцев к необходимости рассматривать Россию не просто как ординарное государство, но как особую цивилизацию, особое «месторазвитие». На этом основана концепция «России - Евразии», т.е. России как отдельного культурно-исторического типа. Россия имеет в себе много восточных черт, но вместе с тем глубоко усвоила и определенные западные элементы. Данное сочетание, по мнению евразийцев, составляет уникальность России, что отличает ее........

Список использованной литературы.

1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство М., 1998.
2. Дугин А. Абсолютная Родина М., 1998,
3. Дугин А. Русская вещь М., 2001.
4. Дугин А. Философия политики М, 2004
5. Трубецкой Н.С. Наследие Чингисхана. М., 1998.
6. Хара-Даван Э. Русь Монгольская. М., 2000.

Так называемое классическое евразийство - это яркая страница интеллектуальной, идеологической и политико-психологической истории русской пореволюционной эмиграции 1920-1930-х годов. С момента активного заявления о себе евразийство отличали изоляционизм, признание факта революции в России (в том смысле, что ничто дореволюционное невозможно уже), стремление стоять вне «правых» и «левых» (идея «третьего, нового максимализма» в качестве противоположения идее третьего интернационала) и др. Как цельное мировоззрение и политическая практика, евразийство не только постоянно внутренне эволюционировало, обновляло состав участников, но часто становилось объектом критики, энергичной и весьма эмоциональной полемики, категорического неприятия в эмигрантской среде. И сегодня восприятие евразийских идей в России неоднозначно.

У истоков евразийства стояла группа молодых русских ученых, эмигрантов из России, которые встретились в 1920 г. в Софии. Этими основателями были: князь Н.С. Трубецкой (1890-1938) - выдающийся лингвист, обосновавший структуральное языковедение, будущий профессор славянской филологии Венского университета, сын философа князя С.Н. Трубецкого (1890-1938), П.Н. Савицкий (1895-1968) - экономист и географ, бывший аспирант П.Б. Струве (1870-1944), Г.В. Флоровский (1893-1979), позднее священник и выдающийся православный богослов и П.П. Сувчинский (1892-1985) - критик и философ музыки, публицист и организатор евразийского движения. Вдохновителем друзей на издание первого коллективного сборника, старшим из них был светлейший князь А.А. Ливен, но сам ничего не написавший и вскоре принявший сан священника. Евразийство в философско-исторической и политической мысли русского зарубежья 1920-1930-х годов: аннот. библиогр. указ. /Рос. гос. б-ка, НИО библиографии; сост.: Л.Г. Филонова, библиограф. ред. Н.Ю.. Бутина. - М., 2011., С. 11

Работой, в которой евразийство впервые заявило о своем существовании, была книга Н.С. Трубецкого «Европа и человечество», опубликованная в Софии в 1920 г. В 1921 г. в Софии вышел в свет их первый сборник статей «Исход к Востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев», ставший своеобразным манифестом нового движения. В течение 1921-1922 гг. евразийцы, разъехавшись по различным городам Европы, активно работали над идеологическим и организационным оформлением нового движения.

В орбиту евразийства на разных его этапах были вовлечены десятки, если не сотни людей самого разного уровня: философы Н.Н. Алексеев, Н.С. Арсеньев, Л.П. Карсавин, В.Э. Сеземан, С.Л. Франк, В.Н. Ильин, историки Г.В. Вернадский и П.М. Бицилли, литературные критики Д.П. Святополк-Мирский, такие представители русской культуры, как И.Ф. Стравинский, М.И. Цветаева, А.М. Ремизов, Р.О. Якобсон, В.Н. Иванов и др. Евразийство в философско-исторической и политической мысли русского зарубежья 1920-1930-х годов: аннот. библиогр. указ. /Рос. гос. б-ка, НИО библиографии; сост.: Л.Г. Филонова, библиограф. ред. Н.Ю.. Бутина. - М., 2011., С. 12

В почти двадцатилетней истории движения исследователи выделяют три этапа. Начальный охватывает 1921-1925 гг. и протекает по преимуществу в Восточной Европе и Германии. Уже на этом этапе усиливаются конспирологические моменты, появляются шифры в переписке. На следующем этапе, приблизительно с 1926 по 1929 гг., центр движения перемещается в Кламар, пригород Парижа. Именно на этом этапе, в конце 1928 г. произошел Кламарский раскол движения. Наконец, в период 1930-1939 гг. движение, пережив целый ряд кризисов, постепенно исчерпало весь запас своего пафосного активизма и сошло на нет.

В своих основополагающих трудах, коллективных манифестах, статьях и брошюрах евразийцы попытались творчески ответить на вызов русской революции и выдвинули ряд историософских, культурологических и политических идей для дальнейшей реализации в ходе активной социально-практической работы. Один из ведущих современных исследователей евразийства С. Глебов отмечает: «Несмотря на различные профессиональные и общекультурные интересы, эти люди были объединены определенным поколенческим этосом и опытом последних «нормальных» лет Российской империи, Первой мировой войны, двух революций и Гражданской войны. Они разделяли общее ощущение кризиса - точнее, надвигающейся катастрофы - современной им европейской цивилизации; они верили, что путь к спасению лежит в проведении границ между различными культурами, как выражался Трубецкой, воздвижении «перегородок, доходящих до неба» Глебов С. Евразийство между империей и модерном. История в документах. М.: Новое издательство, 2010. - 632 с. С. 6.

Они испытывали глубокое презрение к либеральным ценностям и процессуальной демократии и верили в неминуемое пришествие нового, еще невиданного строя.

По мнению евразийцев, начинается новая эпоха, в которую Азия пытается перехватить инициативу и играть доминирующую роль, а Россия, чья катастрофа не так тяжела, как разложение Запада, восстановит свои силы через единение с Востоком. Евразийцы назвали русскую катастрофу 1917 г. «коммунистическим шабашем» и признали ее мрачным результатом принудительной европеизации России, которая осуществлялась с Петра I. Осудив революцию, они, однако, полагали, что можно воспользоваться ее результатами для идеологического и политического закрепления антизападного выбора правящей коммунистической клики, предложив ей заменить марксистскую доктрину на евразийскую. Как заявляли евразийцы, должен начаться новый этап исторического развития страны, ориентированного на Евразию, а не на коммунизм и не на романо-германскую Европу, которая эгоцентрически грабила все остальное человечество во имя придуманной ее идеологами общечеловеческой цивилизации с идеями «ступеней развития», «прогресса» и пр.

В своей работе «Европа и человечество» Н. С. Трубецкой пишет, что, согласно представлениям западной цивилизации, всё человечество, все народы делятся на исторические и неисторические, прогрессивные (романо - германские) и «дикие» (неевропейские). По большому счёту, представление о прогрессивном (линейном) пути развития человечества, на котором одни народы (страны) ушли далеко «вперёд», а другие пытаются их догнать, принципиально не претерпело изменения за прошедшие с того времени сто лет, единственная разница заключается в том, что предыдущее воплощение прогресса в образе романо-германской Европы сейчас замещено американским (англо-саксонским) центризмом и гегемонизмом, только либерально - демократические (западные) ценности имеют право рассматриваться как общечеловеческие, а весь остальной незападный мир (который, тем не менее, составляет ѕ человечества) рассматривается как объект неизбежной и даже принудительной модернизации по западной модели. трубецкой евразийство философия ценность

Даже антиглобалисты, которые ведут борьбу против американского гегемонизма, не выходят из заданных параметров дихотомного восприятия современного мира: Запад - Незапад (цивилизационный аспект), Север - Юг (экономический), Модернизм - Традиционализм (социально-политический) и тому подобное. Такое упрощенчество значительно обедняет картину современного мира. Как пишет Г.Сачко, «также как атеист воспринимает все религии как ложное (или мифологическое) сознание и ему не интересна «степень ложности» каждой из них, так и прозападный менталитет не дифференцирует разительные отличия незападных обществ, недемократических систем, нелиберальных идеологий» Сачко Г.В. Евразийство и фашизм: история и современность //Вестник Челябинского государственного университета. - 2009. - № 40..

Согласно подобному подходу, все, что является неповторимым в национальном, этническом, конфессиональном аспектах рассматривается как антипод «общечеловеческому», традиционное рассматривается как антипод прогрессивного, самобытность - в качестве изоляционизма в общемировом движении и т. д.

Евразийство в его классическом виде призвано устранить это противоречие и противостояние. Согласно концепции евразийства, развитие человечества в целом возможно только при условии развития всех составляющих его регионов, этносов, народов, религий и культур в их самобытности и неповторимом своеобразии. Евразийцы выступают за многообразие и против унифицированной усреднённости. «Цветущая сложность мира» - это любимый образ К. Леонтьева, который был воспринят евразийцами: каждый народ и нация обладает своим «цветом», своей стадией «расцвета», своим вектором движения, и только это многообразие цветов, оттенков и переходов может стать основой общей гармонии человечества. Евразийцы рассматривают все культуры, религии, этносы и народы как равноценные и равноправные. Н.С. Трубецкой доказывал, что невозможно определить, какая из культур является более развитой, а какая менее, он категорически не согласен с доминирующим подходом к истории, при котором «европейцы просто приняли за венец эволюции человечества самих себя, свою культуру и, наивно убежденные в том, что они нашли один конец предполагаемой эволюционной цепи, быстро построили всю цепь». Создание подобной цепи эволюции он сравнил с попыткой человека, ни разу не видевшего спектра радуги, сложить его из разноцветных кубиков.

Исходя из концепции евразийства, опровергающей однолинейность и европоцентричность цивилизационного развития, демократический режим не имеет никаких преимуществ перед халифатом, европейское право не может доминировать над мусульманским, а права личности не могут быть выше прав народа и т. д.

Собственно, в подобном взгляде на развитие человеческого общества не было ничего оригинального. Цивилизационный подход был предложен еще до евразийцев русским философом Данилевским, западными мыслителями А. Тойнби и О. Шпенглером, кстати, провозгласившим скорый «закат» Европы, а точнее, европейской цивилизации с ее либеральными ценностями. Пожалуй, наиболее значительным отличием концепции евразийства от других плюрально-циклических концепций общественного развития, является резко отрицательное отношения к западноевропейскому (романо-германскому) миру, характерное для многих ее представителей, что особенно отчетливо заметно в работе Н.С. Трубецкого «Европа и человечество».

C овременная концепция евразийства

ПЛАН:

№ стр.

I. Вступление

II. Основная часть

1. Общие теоретические подходы евразийства

2. Взгляд евразийцев на место России в новом геополитическом порядке

3. Трансформация России «по-евразийски»

4. Современное положение в евразийстве

4.1 Западное и восточное евразийство.

5. Постэкономическое общество и новоевразийство

6. Предопределен ли евразийский путь развития России?

7. Основные принципы евразийской политики

7.1 Три модели развития России

7.2

7.3

7.4 Евразийство и экономика

5 7 8

10 1 1 1 2

1 2 13 1 6 1 8

III . Заключение

IV . Список литературы

I. ВСТУПЛЕНИЕ

"Евразийство" - точнее, вера в особую, неевропейскую, целостную цивилизационную сущность России - всегда входила в моду после каждого срыва очередного европейско-демократического проекта. Уваровщина - после восстания декабристов, доктрины Леонтьева и Победоносцева - после кризиса Великих реформ Александра Второго. Первое евразийство - после разгрома "белого" русского либерализма. Кризис вторых либеральных реформ (1988-1998 гг.) заставил флюгер идеологической моды вновь развернуться к идеям особенности и самобытности” .

Сегодня мы видим евразийскую идеологию как большую культурную и философскую систему, отражающую сложность цивилизации, сложившейся на территории бывшей Российской империи/СССР. Сейчас, в свете жесткого противостояния между исламским миром и Западом, “в свете конфликта, угрожающего перекинуться и на другие территории, сторонники евразийства все чаще говорят о необходимости ускоренного перехода этой идеологии из культурной плоскости в политическую, как в России, так и в государствах СНГ”.

Сегодня часто говорится о том, что при всех этнических и религиозных различиях культурное, цивилизационное единство всех народов России и СНГ - совершившийся факт, что Восток и Запад, Азия и Европа переживают процессы тесного демографического и экономического сближения и переплетения, образуя тем самым глобальное новоевразийское сообщество, или цивилизацию. Однако против данного тезиса находятся и возражения.

Один из самых важных доводов в опровержение нового евразийства содержится в том, что современной России некуда возвращаться в традицию, а объединение на основе цивилизационного единства предполагает наличие прошлого опыта, создающего определённые предпосылки для подобного объединения. Общинно - авторитарный проект имеет смысл, если есть живая общинность, если власть берет на себя заботу об аутсайдерах частно - капиталистических порядков.

Цель данной работы – попытаться рассмотреть теоретические основы регионоведения на примере современных идей евразийцев и оценить их реальные перспективы в будущем развитии России.

Евразийство показывает, в какой степени тема Востока является основополагающей для русского сознания XIX-XX веков, насколько тесно эта тема связана с некоторыми классическими философскими и политическими постулатами, значимыми для истории идей в России, такими, как целостность, органичность, духовность, антииндивидуализм.

II . Основная часть

1. Общие теоретические подходы евразийства

Возникшее в конце 20-х гг. двадцатого столетия в среде зарубежной русской интеллигенции культурологическое и геополитическое течение под названием "Евразийство" преследовало основную цель – полноту охвата и обозрения мировых событий и определения роли и места России в них как срединной державы между Европой и Азией. “Зародившееся в период между двумя мировыми войнами, евразийство предполагает существование между “Западом” и “Востоком” третьего континента - евразийского, имеется в виду органичное единство культур, рожденных в этой зоне встречи. Евразийство хочет узаконить Российскую империю, ее континентальное и азиатское измерение, дать России стойкую идентичность перед лицом Европы, предсказать ей славное будущее, выработать квазитоталитарную политическую идеологию и чисто “национальную” научную практику” . Евразийство отражает парадоксы русской идентичности, когда она раскрывается в ее отношении к Востоку-Азии. Евразийцы исходили из того, что Россия есть не только Европа, но и Азия, не только Запад, но и Восток, и потому она – Евразия. Это еще не проявивший себя "континент в себе" и потому как бы не познанная "вещь в себе", но вполне сопоставимая с Европой, а по некоторым параметрам даже превосходящая ее, например, по духовности и полиэтничности, которую впоследствии Л.Н.Гумилев назовет “суперэтничностью” .

Евразийцы выдвигают тезис о том, что над Евразией веет дух "братства народов", имеющий свои корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различных рас. "Это "братство" выражается в том, что здесь нет противоположения "высших" и "низших", что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что легко просыпается воля к общему делу. (П.Савицкий). Не только в межнациональных отношениях, но и во всех других сферах жизни люди должны ладить между собой. Народы всех рас и национальностей Евразии могут сближаться, примириться, соединиться друг с другом, образуя "единую симфонию", и тем самым добиваться большего успеха, нежели при разъединении и противоборстве между собой. Однако имеется и достаточно оснований считать подобные представления несколько идеализированными, поскольку как и «в России, так и на территории СНГ были и продолжаются межнациональные конфликты, и исторические социальные и культурные различия не позволяют утверждать то, что возможно полное сближение и соединение» .

На мой взгляд, следует согласиться с тем, что критическое отношение к Западу и западникам объясняется реакцией на западный экспансионизм, граничащий с насилием по отношению к России, на одностороннее навязывание России прозападного курса, диктата, учиненного западниками, начиная с Петра I – "большевика на троне" (по Н. Бердяеву). Негативное отношение к западникам, однако, не означало отказа от сотрудничества с Западом. Не отказаться, не отворачиваться от Запада, а сотрудничать и даже идти по западному цивилизационному пути, но оставаясь Россией, сохраняя отличную от Запада восточную, византийскую православную религию и культуру России.

В соотношении западной цивилизации и русской культуры необходима защита русской культуры от экспансии западной цивилизации – таков был лейтмотив евразийцев 20-х гг. ХХ столетия, полученный как бы по эстафете от славянофилов и почвенников. “Если славянофилы и почвенники защищали русское православие от неумеренных посягательств со стороны католицизма и протестантизма, то евразийцы не могли быть равнодушными к разрушению русской культуры, православия и русской религиозной философии” , предпринимаемому большевиками-атеистами и сторонниками чужих, западных взглядов и идей в ущерб своим.

Философия евразийства отличается от западного аналитизма, ибо она “выражает противоположную тенденцию – тенденцию к синтетизму, интуитивизму и целостному пониманию мира. Евразийцы отстаивали подобное своеобразие и уникальность русской культуры и ее философских оснований от посягательств западного атомистического индивидуализма и рационализма. Они были горячими приверженцами русской идеи соборности и философии всеединства и, естественно, озабочены их сохранением и сбережением” . В них они видели обоснование самобытности исторического пути развития России, не только отличного, но в чем-то противоположного западноевропейскому. Как и славянофилы, евразийцы отстаивали тезис о принципиальном отличии развития России от западной цивилизации, с которой необходимо в то же время сотрудничество на паритетных началах.

2. Взгляд евразийцев на место России в новом геополитическом порядке.

На сегодняшний день как нельзя более актуален вопрос о том, каково будет место России в грядущей расстановке сил. “Это вопрос выживания и безопасности страны. Большинство российских и заграничных специалистов представляющих миропорядок 21 века как многополюсный, исходят из того, что России предстоит создать собственный региональный центр силы в границах бывшего Советского Союза. Видимо, такая политика России была бы не оптимальной как с позиции перспектив ее развития, так и обеспечения национальной безопасности” . При всей, на первый взгляд, привлекательности создания нового центра силы и экономической мощи в составе Россия - страны СНГ, подобная стратегия не принесла бы успехов. Это было бы объединение слабых государств, имевших разные интересы, объединение за счет России.

Россия, как и другие ее партнеры по СНГ, нуждается в западных кредитах и технологиях, выступая здесь больше как конкуренты, чем союзники. Даже торговля России с этими странами составляет менее 19% ее внешнеторгового оборота. Отсутствие единства внешнеполитических целей и единого источника внешней опасности лишает надежд на создание политического и военного союза. С такими показателями трудно рассчитывать на региональный центр мощи. К тому же России трудно было бы выдержать конкуренцию с Западом за влияние в странах СНГ. Столь же не соответствующим долгосрочным интересам России представляется и союз с мусульманскими странами (Иран, Ирак) или Китаем.

Несмотря на кажущуюся убедительность, “недостаточными являются аргументы и сторонников вступления России в качестве "ведомого" партнера в Европейский союз или другие региональные центра силы. Подобные варианты развития России в 21 веке не обусловливаются ни ее прошлым, ни настоящим, ни перспективами ее исторической миссии в будущем” . Россия 21 века должна оставаться самостоятельной цивилизацией, обретая статус великой евразийской державы, великой по своим экономическим, социальным и духовным достижениям.

Историческое будущее нашей страны предопределяется, прежде всего, объективными факторами:

1) Уникальное геополитическое положение России, которая территориально расположена, занимает большую часть евразийского континента.

Что будет означать Евразийский континент в мировом порядке 21 века? Каковы роль и предназначение России на этом огромном континенте?

Европа и Азия в предстоящем будущем, возможно, станут двумя основными мировыми районами экономического и духовного развития. Они расположены на огромном едином Евразийском материке, где находится геополитический центр мира. Сановные коммуникации, наземные, морские, воздушные линии связи между быстро развивающимися странами Атлантического и Тихоокеанского побережья лежат через пространство Восточной Европы и Западной Азии. “Контроль над этим пространством имеют жизненно важное, всемирное значение. Геополитическая привилегия России состоит в том, что она как государство занимает это пространство и представляет собой своего рода Евразийский мост. Грамотное использование этого геополитического статуса может привести к результатам большого исторического значения. Достаточно заметить, что только открытое воздушное пространство страны способно приносить доход, сопоставимый с доходами от продажи природных ресурсов” .

2) Геополитическое положение России в 21 веке во многом будет определяться также тем, что на ее территории находятся огромные природные богатства, столь необходимые для развития и Европы, и Азии. По мнению некоторых экспертов, на территории Сибири и Дальнего Востока содержится 50-60 % всех доступных природных ресурсов планеты. Поэтому во внешнеполитическом экономическом развитии страны на ближайшие десятилетия освоения Сибири и всего Северо-Востока станет самым важным государственным проектом.

3) Ракетно-ядерная мощь. Россия обладает ракетно-ядерным потенциалом, сопоставимым с ядерной мощью США. Этот фактор сдерживания не только обеспечивает военную безопасность государства, но и во многом определяет роль страны в решении международных проблем, укрепляет российскую позицию в вопросе о путях выхода из кризисных ситуаций в том или ином регионе.

4) Талантливый народ, обладающий высоким духовным потенциалом. Исключительным богатством России, ее достоянием является “терпеливый, неприхотливый, трудолюбивый народ, свободный от властных амбиций. Вся история государства Российского, в том числе и в 20 веке, показывает, что вдохновленный общенациональной идеей, этот народ способен на великие социальные свершения” .

Таким образом, Россия обладает объективными условиями занять достойное место в мировой цивилизации. Но в общественной жизни возможность превращается в действительность через деятельность людей, активность человеческого фактора.

3. Трансформация России «по – евразийски»

Ныне реальными представляются два основных сценария политического развития России в начале XXI века. Первый сценарий предусматривает попытку восстановления России, как это понимают русские и "советские" националисты. На пути его воплощения такие "ограничители", как отсутствие паритета с Западом по ядерным и по обычным вооружениям, деградация российской армии и ВПК, долгосрочная продовольственная зависимость, инвестиционная зависимость добывающих отраслей, наступающий ислам, проблема кавказского сепаратизма и нестабильность в Центральной Азии, усиление Китая и инфильтрация китайцев, все более мощное влияние объединяющейся Европы, особенно на западные области России, а также на Украину и Беларусь.

Ясно, что антизападная политика должна опереться на решительную поддержку одной из глобальных внешних сил. Такой силой может стать только Китай. Но вряд ли он захочет пойти на конфронтацию с Западом уже в первом десятилетии XXI века.

Что может стать для националистов внутренней опорой? “Есть ли в России агрессивная сила, имеющая наступательную идеологию, осознанные интересы, социальную и экономическую базу? А может ли такая опора-сила организоваться вокруг идей православного отечества, президента-царя и “советского” порядка? Наверное может. Но это не будет идеология жесткого государственного централизма, которая мобилизует народ на возрождение русской или "советской" империи. Скорее эти идеи вплетутся в обтекаемое и всеядное евразийство, в котором будет реализовано не решительное, а брюзгливое антизападничество, не русский национализм, а тюрско-русский “интернационализм” .

По причине полной неготовности к нему российского общества, русский национализм, даже если он случайно придет к власти, быстро трансформируется в евразийство. Поэтому евразийство - это все-таки не вторая, а основная альтернатива идеологического возрождения, политической и социальной консолидации России в первом десятилетии XXI века. Либеральный путь не имеет сейчас в России опоры в слишком широких слоях общества. Либерализацию мы проходили в девяностых, сейчас маятник начинает двигаться в другую сторону.

Очевидно, что даже при самой интенсивной антизападной риторике, изолироваться от Запада Россия не сможет. “Прагматичный Запад, крайне заинтересованный в стабильности России, в ее ресурсах и надеясь на новую либерализацию, усилит помощь со своей стороны (конечно, избирательно) по сравнению с постперестроечными годами. Эта помощь будет концентрироваться в ТЭКе, энергетической и транспортной инфраструктуре России и в ее инфраструктуре связи, а также, скорее всего, в химии и сельскохозяйственном машиностроении” . Конечно, этой помощи будет недостаточно для возрождения независимой великой России, но она поможет смягчению наиболее важных структурных проблем страны.

Впрочем, это дело политиков - решать и решаться куда плыть стране и дрейфовать регионам. Обычным российским людям первое десятилетие нового века представится деятельным и полноценным. Многие обретут простые ориентиры в жизни, утраченные в девяностые годы XX века вместе с работой, стабильным социальным статусом и моральной цензурой. В это время возродятся многие рабочие и НТРовские профессии, статусы приобретут более четкие контуры, а государство снова объяснит людям "что такое хорошо и что такое плохо".

4. Современное положение в евразийстве

Однако несмотря постоянное обращение к истокам возникшей в 20-ые гг. ХХ идеологии, на сегодняшний день евразийство представляет собой комплекс идей, который далеко не всегда соответствует программе русских евразийцев , Н.С. Трубецкого и . “Сюда влились разработки современных российских почвенников и патриотов, идеи национал - большевиков, доктрины западноевропейских геополитиков. Сегодня в России каждый понимает под "евразийством" что-то свое. Даже слово "Евразия" имеет разный смысл, в зависимости от того, кто им пользуется. Для Гумилева и русских евразийцев "Евразия" совпадает с границами России: "Россия-Евразия" для них - особый историко-географический регион Евразийского континента, наряду с Западной Европой, Китаем, Индией, исламским Ближним Востоком и т.д.” Другие употребляют термин "Евразия" в традициях западной геополитики, т.е. исключительно в прямом смысле, как наименование всего континента.

“Русские евразийцы используют понятие "Евразия", чтобы обосновать органическую целостность российского пространства. На философском уровне этому соответствует убеждение, что Россия - это особая, самостоятельная цивилизация, которая должна не подражать кому-то, а отталкиваться в своем развитии от собственных традиций и принципов” . Высшим смыслом существования России является развитие ее собственного цивилизационного проекта, проекта, который был заложен в нее при рождении.

Для других "евразийцев", евразийцев-геополитиков, единственный смысл существования России – “участие в великой планетарной борьбе "Суши" и "Моря", "евразийства" и "атлантизма", в которой континентальная Евразия противостоит своим морским окраинам и заокеанской Америке” . С их точки зрения, все материальные и духовные аспекты существования России должны быть подчинены этой миссии. Внутренняя, органическая логика развития России при этом игнорируется, а смыслом ее существования становится "отрицательное подражание" Западу.

Исходя из первоначальных основных идей евразийцев, каждый народ Евразии должен сознавать себя частью единого целого, свою принадлежность к общности. Во всей деятельности с установкой на единство многонародной нации Евразии русскому народу приходится напрягать свои силы больше, чем какому бы то ни было народу Евразии.

4.1 Западное и восточное евразийство

Сегодня можно также говорить о некотором расколе в евразийском движении. С одной стороны, есть западное евразийство, ориентированное на культурную ситуацию Западной Европы, на ситуацию мертвой разлагающейся культуры, для которой остался возможным только путь механического манипулирования, голая политика и стратегия. С другой стороны - восточное, русское евразийство, где акцент ставится на свободное развитие молодой российской цивилизации, а вся политическая активность, евразийское блокирование, подчинена только одной вспомогательной цели - защитить это пространство от внешнего натиска. Речь идет о глубинном концептуальном размежевании, причем каждое из направлений тяготеет в некотором смысле к преувеличению.

Западное евразийство от восточного отличается самой сутью, а не политической ориентацией. Оно принадлежит "Западу" по своему духу, восточные же евразийцы приписывают своим оппонентам ещё и враждебное отношение к чужой самобытности и свободе, а также склонность к тотальной унификации. В политическом плане западное течение вполне может ориентироваться на восточный блок, может грезить не только Европейской империей от Дублина до Владивостока, но и новой Советской империей или империей Чингисхана. И наоборот, многие западноевропейские регионалисты и новые правые по духу относятся скорее к восточному евразийству, чем к западному. Ниже обрисованы основные пункты этого принципиального размежевания.

Для западных евразийцев борьба с "Западом", с американизмом, с атлантизмом - это самоцель. Россия для них - лишь большая пешка на "великой шахматной доске". Для восточных евразийцев целью является свободное самобытное развитие народов Евразии, а все остальное - только средство. Западные евразийцы в большей степени склонны к политическому манипулированию, они подвергают сомнению возможность органического развития снизу. «Русские» евразийцы полагаются на свободную волю России, на ее естественное движение по собственному пути, хотят создать идеальную среду для её самобытного развития. Западные евразийцы верят только в жесткое руководство организующего центра, делают ставку на управление сверху, зациклены в рамках дихотомии либеральное / тоталитарное. Восточные евразийцы делают ставку на органичное развитие снизу, они пропагандируют свободу и соборность, которой, на мой взгляд, в настоящее время не существует как таковой. Слишком иррационально выглядит и их тезис о живой способности земли самой определять для себя свое будущее.

Западные евразийцы питают склонность к "внутриевразийскому космополитизму", к отрицанию национальной самобытности, а востояные евразийцы слишком её превозносят. Если первые стремятся допонить политическое объединение Евразии некоторой унификацией, то для вторых самобытность и свобода всех евразийских этносов, земель и культур превратилась в идефикс, однако реализация этой концепции очевидно нереальна, поскольку они считают, что Евразия должна быть политически едина, но регионально самобытна. Данный тезис подкрепляется, с моей точки зрения, слишком идеализированным представлением Льва Гумилева о том, что «исторический опыт показал, что, пока за каждым народом сохранялось право быть самим собой, объединенная Евразия успешно сдерживала натиск и Западной Европы, и Китая, и мусульман. К сожалению, в XX в. мы отказались от этой здравой и традиционной для нашей страны политики и начали руководствоваться европейскими принципами - пытались всех сделать одинаковыми» .

Для западного евразийства характерно рассмотрение России на уровне чистой геополитики, она для них – в некотором роде геополитический конгломерат. Для них было бы выгоднее, если бы вся Евразия состояла, скажем, из одного большого Китая или одной большой Германии. Для восточных евразийцев Россия не тождественна "континентальной Евразии" как "большому пространству". Они говорят о том, что “если Россию сводить просто к геополитическому "большому пространству", то теряют свое значение конкретные очертания России и определенность российской культуры” . И наоборот, для восточных евразийцев Россия, несмотря на многосоставность, несмотря на различие культур и ландшафтов, является чем-то неделимым, хотя, исходя из объективной реальности, видно, что отношения между отдельными российскими землями и культурами далеко не всегда можно охарактеризовать объединенностью и взаимопроникновением.

Огромный вклад в развитие геополитики и геостратегии внесли американцы, идеологи атлантизма (Макиндер, Мэхэн, Спикмен). Атлантисты живут в мире геополитики, в реальном мире борьбы за власть, в мире "большой шахматной игры", для них это - первичная реальность. Для восточных евразийцев геополитика в лучшем случае является вторичным продуктом, как мера защиты, как форма противостояния "вражеской геополитике", которая, с их точки зрения, проводится Запада исключительно всех подчинить и унифицировать. И здесь опять-таки упоминается Лев Гумилев, говоривший о том, что «при большом разнообразии географических условий для народов Евразии объединение всегда оказывалось гораздо выгоднее разъединения, дезинтеграция лишала силы, сопротивляемости ». С этим сложно спорить, но насколько возможна подобная интеграция в сегодняшней среде?

Как западные, так и восточные евразийцы рассуждают о русской цивилизации, о праве каждого народа самому определять свой культурный проект и образ жизни, об особом российском пути, об уникальном смысле, которым наделено существование России и т.д. Но представители «русского» евразийства слишком «носятся» с "особостью" и "самобытностью" России, забывая при этом об её политическом и экономическом развитии. В то же время западное евразийство направлено против США и западной экспансии, но при этом оно пользуется многими принципами западной философию и западной геополитики.

Западные евразийцы же склонны недооценивать особый самоценный мир, сложившийся на территории России, особое образование со своей логикой развития, своими ценностями и т.д. В итоге получается, что «здравое» евразийство находится где-то посередине между этими двумя в чем-то полярными подходами.

5. Постэкономическое общество и новоевразийство

Постэкономическое общество понимается как нежесткость экономических отношений и признание, наряду с ними, не меньшей значимости для общества других видов детерминизма: географического, социокультурного, космопланетарного. Хотя оно возникает в эпоху постиндустриального общества, но кроме индустрии и экономики включает в себя и другие сферы: нравственные, культурологические, аграрные, национальные отношения и т.д. “В связи с тем, что индустриальное общество исторически раньше развивалось в Европе с жестким экономическим детерминизмом, а Азия была отсталой в экономическом отношении, то соотношение экономического и неэкономического (или внеэкономического) фактора составляет важную часть и суть евразийства. Евразийство возникло в связи с разграничением Востока и Запада, Азии и Европы по цивилизационным критериям развитости или отсталости” . Цивилизованный Запад и отсталый, аграрный Восток, где отсталой или отстающей стороне отводится догоняющая роль по отношению к Западу, – такова была позиция сторонников вестернизации всей мировой цивилизации как единственно возможной.

Евразийцы же отстаивали возможность и правомерность существования цивилизации не только по западным меркам, но и по восточным критериям и достижениям. Здесь цивилизационные критерии и достижения уступают место культурологическим. При этом принималось во внимание различие между цивилизацией как явлением больше материальным и культурой как процессом больше духовным. Если “раньше евразийцы выражали ущемленное и протестное чувство, то новоевразийство, как геополитика и идеология постиндустриального общества, выступает за равноправный диалог цивилизаций и культур Востока и Запада, за их сближение, сотрудничество и взаимообогащение с позиции своей конвергентной философии” .

В современных условиях прежняя проблематика евразийства в значительной мере снимается, ибо сегодня Восток и Запад, Азия и Европа переживают процессы тесного демографического и экономического сближения и переплетения, образуя тем самым глобальное новоевразийское сообщество, или цивилизацию. Собственно, эту тенденцию отмечали в свое время сами евразийцы, отстаивавшие интересы ущемленного Востока перед просвещенным и экспансивным Западом. Евразийцы выступали за просвещение, цивилизацию Востока, но при этом отстаивали неизбежность духовного просветления по-восточному и самого Запада.

6. Предопределен ли евразийский путь развития России?

Сторонники евразийства утверждают, что сегодня их идеология является спасительной. В окружении обломков прежних идеологий включая последнюю, радикально – либерально - демократическую, люди особенно остро нуждаются в том, чтобы представлять себе свое будущее, и вновь вспоминают евразийство. Однако некоторые силы слишком активно пользуются последним доводом, пытаясь объяснить всем, что радикально - либеральный демократизм, американизм, атлантизм, глобализм успешно давят Россию, и призывают всех встать под знамёна контрглобалистско - атлантического цивилизационного движения, который приняли бы народы (это касается любой страны, население которой не входит в "золотой миллиард"), без существования которого государство якобы нежизнеспособно.

Однако интересно и то, что грубое навязывание народам России западных ценностей также встречает значительное сопротивление и усиливает настроения отпадения от Центра и среди тех, кто их отвергает, и тех, кто склонен эту западную культуру осваивать. Принимая ценности западного мироощущения - разумный эгоизм и конкуренцию, и борьбу всех против всех - как основные мотивировки поведения, люди в меньшей степени воспринимают проблемы государства.

Результаты многих социологических исследований оказываются достаточно неожиданными. “За интеграцию с ЕС высказываются 24 % людей, тогда как тезис: "Россия - особая страна, и западный образ жизни ей чужд" в общем поддерживают более 70 % опрошенных. Еще более однозначно неприятие западных ценностей, западного образа жизни проявляется при ответах на вопросы, которые ставят мировоззренческие проблемы. Так, спокойную совесть и душевную гармонию посчитали приоритетными ценностями 75 % российских граждан - в 1994 году; 93,4 % - в 1995 году; 92 % - в 1997 году и 90 % - в 1999 году. Приоритет семейным и дружеским отношениям перед материальным успехом - фетишем массового сознания в развитых странах - отдали 70,8 % в 1994 году; 93,4 % - в 1997 году; 89,4 % - в 1999 году” . Следовательно, население России не во всем принимает либеральный проект "копировать и догонять" Запад, хотя перенос многих принципов и ценностей на российскую почву, на мой взгляд, мог бы оказать весьма положительное воздействие на развитие во всех направлениях.

Стоит отметить, что чрезмерное навязывание народам неприемлемых для большинства чужих основ мироощущения ведет к политической нестабильности в стране и к обострению, в частности, межнациональных проблем. Если власть не хочет конфликтов внутри страны, проект цивилизации, который она поддержит, должен определяться простым постулатом - не закладывать в основу идеологии то, что заведомо не отвечает культуре народов, живущих в государстве. Следует подчеркнуть: большинство народа в России не хочет максимально копировать западную цивилизацию.

Государственническая сущность евразийства, направленная “на достижение единства России как общей судьбы, общей истории и общего дома всех ее народов во многом отвечает требованиям времени. Элементы евразийской идеологии очевидны в подходах почти всех политических сил страны, кроме крайне либеральных”.

7. Основные принципы евразийской политики

7.1 Три модели (советская, западническая, евразийская)

В современной России существует три основные, конкурирующие между собой модели государственной стратегии как в области внешней политики, так и в области политики внутренней. Эти три модели составляют современную систему политических координат, на которые раскладывается любое политическое решение российского руководства, любой международный демарш, любая серьезная социальная, экономическая или правовая проблема.

Первая модель представляет собой инерциальные штампы советского (главным образом, позднесоветского) периода. Это весьма укоренившаяся в психологии некоторых российских руководителей система, часто подсознательная, подталкивающая их к принятию того или иного решения на основании прецедента. Советская референтная модель гораздо шире и глубже структур Коммунистической партии, которые сейчас находятся на периферии исполнительной власти, вдали от центра принятия решений. Сплошь и рядом ею руководствуются политики и чиновники, формально никак не отождествляющие себя с коммунизмом. Сказывается воспитание, жизненный опыт, образование. Для того, чтобы понимать сущность происходящих в российской политике процессов, необходимо учитывать этот "бессознательный советизм".

Вторая модель: либерально-западническая, проамериканская. Она начала складываться в начале "перестройки" и стала своего рода доминирующей идеологией первой половины 90-х годов. Ее, как правило, отождествляют, с так называемыми, либерал - реформаторами и близкими к ним политическими силами. Эта модель основана на выборе в качестве системы отсчета западного общественно-политического устройства, его копирование на российской почве, следование в международных вопросах национальным интересам Европы и США. Данная модель имеет то преимущество, что позволяет опираться на вполне реальное "заграничное настоящее", в отличие от виртуального "отечественного прошлого", к которому тяготеет первая модель. Здесь важно подчеркнуть, что речь идет не просто о "заграничном опыте", но именно об ориентации на Запад, как на образец преуспевающего капиталистического мира. Эти две модели (плюс их многочисленные вариации) представлены в российской политике очень полно. Начиная с конца 80-х годов основные мировоззренческие конфликты, дискуссии, политические баталии проходят между этими носителями именно этих двух мировоззрений.

Гораздо менее известна третья модель. Ее можно определить как "евразийскую". В ней речь идет о более сложной операции, чем простое копирование советского или американского опыта. Эта модель относится и к отечественному прошлому и зарубежному настоящему дифференцировано: усваивает кое-что из политической истории, кое-что - из реальности современных обществ. Евразийская модель исходит из того, что Россия (как Государство, как народ, как культура) является самостоятельной цивилизационной ценностью, что она должна сохранить свою уникальность, независимость и мощь во чтобы то ни стало, поставив на служение этой цели все учения, системы, механизмы и политические технологии, которые могут этому содействовать. Евразийство, таким образом, - это своеобразный "патриотический прагматизм", свободным от любой догматики - как советской, так и либеральной. Но вместе с тем, широта и гибкость евразийского подхода не исключают концептуальной стройности этой теории, имеющей все признаки органичного, последовательного, внутренне непротиворечивого мировоззрения.

По мере того, как две первые ортодоксальные модели доказывают свою непригодность, евразийство становится все более и более популярным. Советская модель оперирует с устаревшими полит-экономическими и социальными реалиями, эксплуатирует ностальгию и инерцию, отказывается от трезвого анализа новой международной ситуации и реального развития мировых экономических тенденций. Проамериканская либеральная модель, в свою очередь, не может быть полностью реализована в России по определению, как органическая часть другой, чуждой России цивилизации.

7.2 Евразийство и внешняя политика России

Сформулируем основные политические принципы современного российского евразийства. Начнем с внешней политики . Внешняя политика России не должна напрямую воссоздавать дипломатический профиль советского периода (жесткое противостояние с Западом, восстановление стратегического партнерства со "странами-изгоями" - Северной Корей, Ираком, Кубой и др.), вместе с тем она не должна слепо следовать американским рекомендациям. Евразийство предлагает собственную внешнеполитическую доктрину. Суть ее сводится к следующему. Современная Россия сможет сохраниться как самостоятельная и независимая политическая реальность, как полноценный субъект международной политики только в условиях многополярного мира. Признание однополярного американоцентричного мира для России невозможно, так как в таком мире она может быть лишь одним из объектов глобализации, а значит неизбежно утратит самостоятельность и самобытность. Противодействие однополярной глобализации, отстаивание многополярной модели является главным императивом современной Российской внешней политики.

Третью категорию представляет собой страны «третьего мира», не обладающие достаточным геополитическим потенциалом для того, чтобы претендовать даже на ограниченную субъектность. В отношении этих стран Россия должна проводить дифференцированную политику, способствуя их геополитической интеграции в зоны "общего процветания", под контролем мощных стратегических партнеров России по евразийскому блоку. Это означает, что в Тихоокеанской зоне России выгодно преимущественное усиление японского присутствия. В Азии следует поощрять геополитические амбиции Индии и Ирана. Следует также способствовать расширению влияния Евросоюза на арабский мир и Африку в целом. Те же государства, которые входят в орбиту традиционно русского влияния, естественно должны в ней оставаться либо быть туда возвращены. На это направлена политика интеграции стран СНГ в Евразийский Союз.

7.3 Евразийство и внутренняя политика

Во внутренней политике у евразийства есть несколько важнейших направлений. Интеграция стран СНГ в единый Евразийский Союз является важнейшим стратегическим императивом евразийства. Минимальным стратегическим объемом, необходимым для того начать серьезную международную деятельность по созданию многополярного мира, является не Российская Федерация, но именно СНГ, взятое как единая стратегическая реальность, скрепленная единой волей и общей цивилизационной целью. Политическое устройство Евразийского Союза логичнее всего основывать на "демократии соучастия", с упором не на количественный, но на качественный аспект представительства. Представительная власть должна отражать качественную структуру евразийского общества, а не среднестатистические количественные показатели, базирующиеся на эффективности предвыборных шоу. Особое внимание следует уделить представительству этносов и религиозных конфессий. В лице Верховного Правителя Евразийского Союза должна концентрироваться общая воля к достижению мощи и процветания Государства. Принцип общественного императива должен сочетаться с принципом личной свободы в пропорции, существенно отличающейся как от либерально-демократических рецептов, так и от обезличивающего коллективизма марксистов. Евразийство предполагает здесь соблюдение определенного баланса, при существенной роли общественного фактора. Вообще, активное развитие общественного начала - константа евразийской истории. Она проявляется в нашей психологии, этике, религии. Но в отличие от марксистских моделей общественное начало должно быть утверждено как нечто качественное, дифференцированное, связанное с конкретикой национальных, психологических, культурных и религиозных установок. Общественное начало должно не подавлять, а усиливать личностное начало, давать ему качественную подоплеку. Именно качественное понимание общественного позволяет точно определить золотую середину между гипериндивидуализмом буржуазного Запада и гиперколлективизмом социалистического Востока.

В административном устройстве евразийство настаивает на модели "евразийского федерализма". Это предполагает выбор в качестве основной категории при построении Федерации не территории, но этноса. Оторвав принцип этно - культурной автономии от территориального принципа, евразийский федерализм навсегда ликвидирует саму предпосылку сепаратизма. При этом в качестве компенсации народы Евразийского Союза получают возможность максимально развивать этническую, религиозную и даже в определенных вопросах юридическую самостоятельность. Безусловное стратегическое единство в евразийском федерализме сопровождается этническим плюрализмом, акцентом на юридическом факторе "права народов". Стратегический контроль над пространством Евразийского Союза обеспечивается единством управления, федеральными стратегическими округами, в состав которых могут входить различные образования - от этно - культурных до территориальных. Дифференциация территорий сразу на нескольких уровнях придаст системе административного управления гибкость, адаптативность и плюрализм в сочетании с жестким централизмом в стратегической сфере.

Евразийское общество должно основываться на принципе возрожденной морали, имеющей как общие черты, так и конкретные формы, связанные со спецификой этно - конфессионального контекста. Принципы естественности, чистоты, сдержанности, упорядоченности, ответственности, здорового быта, прямоты и правдивости - являются общими для всех традиционных конфессий Евразии. Этим безусловным моральным ценностям следует придать статус государственной нормы. Вооруженные силы Евразии, силовые министерства и ведомства должны рассматриваться как стратегический остов цивилизации. Социальная роль военных должна возрасти, им необходимо вернуть престиж и общественное уважение. В демографическом плане необходима "пролиферации евразийского населения", моральное, материальное и психологическое поощрение многодетности, превращения многодетности в евразийскую социальную норму.

В области образования необходимо усилить моральное и научное воспитание молодежи в духе верности историческим корням, лояльности евразийской идеи, ответственности, мужественности, творческой активности. Деятельность информационного сектора евразийского общества должна базироваться на безусловном соблюдении цивилизационных приоритетов в освещении внутренних и внешних событий. Принцип образования, интеллектуального и морального воспитания должен быть поставлен над принципом развлекательности или коммерческой выгоды. Принцип свободы слова должен быть сочетаем с императивом ответственности за свободно сказанные слова. Евразийство предполагает создание общества мобилизационного типа, где принципы созидания и социального оптимизма должны быть нормой человеческого бытия. Мировоззрение должно раскрывать потенциальные возможности человека, давать возможность каждому, преодолевая (внутреннюю и внешнюю) косность и ограниченность, выразить свою уникальную личность в общественном служении. В основе евразийского подхода к социальной проблеме лежит принцип баланса между государственным и частным. Баланс этот определяется следующей логикой: все масштабное, имеющее отношение к стратегической сфере (ВПК, образование, безопасность, мир, моральное и физическое здоровье нации, демография, экономический рост и т.д.) контролируется Государством. Мелкое и среднее производство, сфера услуг, личная жизнь, индустрия развлечений, сфера досуга и т.д. государством не контролируются, наоборот, приветствуется личная и частная инициатива (кроме тех случаев, когда она вступает в противоречие со стратегическими императивами евразийства в глобальной сфере).

7.4 Евразийство и экономика

Евразийство в отличие от либерализма и марксизма считает экономическую сферу не самостоятельной и не определяющей для общественно-политических и государственных процессов. По убеждению евразийцев, хозяйственная деятельность является лишь функцией от иных культурных, социальных, политических, психологических и исторических реальностей. Можно выразить евразийское отношение к экономике, перефразируя евангельскую истины: "не человек для экономики, но экономика для человека". Такое отношение к экономике можно назвать качественным: упор делается не на формальные цифровые показатели экономического роста, учитывается значительно более широкий спектр показателей, в котором чисто экономический фактор рассматривается в комплексе с другими, преимущественно имеющими социальный характер. Некоторые экономисты уже пытались ввести качественный параметр в экономику, разделяя критерии экономического роста и экономического развития. Евразийство ставит вопрос еще шире: важно не только экономическое развитие, но экономическое развитие в сочетании с развитием социальным. В виде элементарной схемы евразийский подход к экономике можно выразить так: государственное регулирование стратегических отраслей (ВПК, естественные монополии и пр.) и максимальная экономическая свобода для среднего и мелкого бизнеса. Важнейшим элементом евразийского подхода к экономике является идея решения значительного числа российских народно-хозяйственных проблем в рамках внешнеполитического евразийского проекта. Имеется в виду следующее: некоторые геополитические субъекты, жизненно заинтересованные в многополярности мира - в первую очередь, Евросоюз и Япония - обладают огромным финансово-технологическим потенциалом, привлечение которого может резко изменить российский экономический климат. Для нас жизненно необходимо инвестиционное и иное взаимодействие с развитыми хозяйственными регионами. Это взаимодействие изначально должно строиться на логике более объемной, нежели узко экономические отношения - инвестиции, кредиты, импорт-экспорт, поставки энергоносителей и т.д. Все это должно вписываться в более широкий контекст общих стратегических программ - таких как совместное освоение месторождений или создание единых евразийских транспортных и информационных систем. В некотором смысле Россия должна возложить бремя возрождения своего экономического потенциала на партнеров по "клубу сторонников многополярности", активно используя для этого возможность предложить крайне выгодные совместные транспортные проекты ("транс-евразийская магистраль") или жизненно важные для Европы и Японии энергоресурсы.

Важной задачей является и возврат в Россию капитала. Для этого евразийство создает очень серьезные предпосылки. Растерянная, целиком обращенная к Западу, брезгливо относящейся к самой себе, погруженная в приватизацию и коррупцию Россия периода либеральных реформ (начало 90-х) и Россия начала XXI века - зеркально противоположные политические реальности. Евразийская логика, подразумевает создание максимально комфортных условий для возврата этих капиталов в Россию, что само по себе обеспечит серьезный импульс для развития экономики. Вопреки некоторым чисто либеральным абстрактным догмам - капиталы скорее вернуться в государство с сильной, ответственной властью и четким стратегическим ориентиром, нежели в нерегулируемую, хаотичную и нестабильную страну.

III Заключение

Евразийство является наиболее разработанной идеологией различных консервативных течений, возникших в России в 90-е годы. “Уже в самые первые годы после развала Советского Союза оно привлекло внимание некоторых интеллектуалов и политиков - как способ осмыслить катастрофу и по-новому обосновать пространственную преемственность государства (что было непростой задачей). Однако оно не сумело или не смогло заявить о себе как организованное политическое движение, со своим собственным проектом: социальным, экономическим, политическим” . И хотя евразийская идеология занимает важное место на политической и интеллектуальной арене современной России, она все еще является в большей мере мировоззрением нескольких сильных личностей на российской общественной арене, чем идеологией какой-либо политической партии.

Однако, явным плюсом нового евразийства является фактическая констатация мультикультурности современной Российской Федерации, а также сочетание открытости и ориентации на диалог и верности историческим корням и последовательному отстаиванию национальных интересов. Евразийство предлагает непротиворечивый баланс между русской национальной идей и правами многочисленных народов, населяющих Россию, шире - Евразию. Определенные аспекты евразийства уже используются новой российской властью (интеграционные процессы в СНГ, создание Евразийского Экономического Содружества, первые шаги новой внешней политики РФ в отношении Европы, Японии, Ирана, стран Ближнего Востока, создание системы Федеральных округов, укрепление вертикали власти, ослабление олигархических кланов, курс на патриотизм, государственность, повышение ответственности в работе СМИ - все это важные и существенные элементы евразийства). Эти элементы перемежаются тенденциями двух других моделей - либерал-западнической и советской. Повышение роли евразийства в российской политике - безусловно, процесс эволюционный и постепенный.

Евразийство, несомненно, заслуживает того, чтобы его знали лучше. “Какой бы ни была его реальная популярность среди широких слоев населения, оно составляет одну из основных постсоветских идеологий, по-настоящему разработано, теоретически обосновано и нацелено на реидентификацию России” . Оно возвращает к наследию - к исканиям начала века, к писаниям эмигрантов. Однако характерная для евразийства трансформация в наши дня зачастую «уводит» его далеко от истоков.

IV . Список использованных источников

1) Видеман В.В.

Материалы Международной конференции «Евразийство - будущее России: диалог культур и цивилизаций», 2001

2) Н.Е. Бекмаханова,Н.Б.Нарбаев

Материалы Х V Междисциплинарной дискуссии: Будущее России, СНГ и евразийской циливизации

3) Г . А . Югай

4) Ихлов Е.В. Д ве стороны нового евразийства Независимая газета №167 2001г

5) Ихлов Е.В. Две стороны нового евразийства Независимая газета №167 2001г

Видеман В.В. Материалы Международной конференции «Евразийство - будущее России: диалог культур и цивилизаций», 2001

Г.А.Югай

Материалы ХV Междисциплинарной дискуссии: Будущее России, СНГ и евразийской циливизации

Лавров С.Б. «Уроки Льва Гумилева» (Евразийский вестник № 6, 1999 г.)

Г.А.Югай

Материалы ХV Междисциплинарной дискуссии: Будущее России, СНГ и евразийской циливизации с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.

Чтобы понять суть этого философско-политического движения, следует учитывать, что евразийство – это идейное течение внутри русской эмигрантской интеллигенции, пережившей разочарования в связи с поражением демократических чаяний в революции 1905 г., эйфорию надежды, связанную с Февральской революцией, трагедию, вызванную первой мировой войной, «обвал» большевистского переворота, крушение не только идеалов, но и самих устоев России, горечь изгнания или «добровольной» эмиграции. Поставленная в экстремальные условия эмиграции, переживаемые ею как крах привычного образа жизни, сложившихся представлений о добре и зле, а главное, как крах национального самосознания и утрата национальной почвы, русская интеллигенция почувствовала себя не просто изгнанной, а загнанной в тупик. Питательной средой ее мироощущения стала атмосфера катастрофичности, охватившая всю эмигрантскую среду и определявшая ее общий настрой. Специфика же евразийства связана с тем, что движение объединяло тех молодых ученых, кто уже определил для себя формы борьбы за сохранение русской культуры.

Само название первой книги «Исход к Востоку» имело определенный подтекст. Не только связанный с традиционным для христианской культуры смыслом, но и свидетельствующий об определенности выбора и заданной им модели поведения, «возврат к себе, намерение жить, не отрываясь от своих корней». Молодая эмиграция переставала жить фантазиями и галлюцинациями и начинала с пристрастием интересоваться Советской Россией, происходящими в ней изменениями. Оценить эти изменения с точки зрения задачи сохранения русской культуры и могущественности российской государственности, выработать на этой основе стратегию и тактику своих действий – в этом виделся смысл движения, этой целью определялась направленность теоретических построений и практических действий евразийцев.

Заявившее о себе выходом сборника «Исход к востоку. Предчувствия и свершения. Утверждение евразийцев» (София, 1921) евразийство сразу же привлекло к себе внимание необычностью пущенного в обиход понятия, нетрадиционным анализом традиционных проблем, подкупающей воодушевленностью и искренностью авторов, настораживающими дерзкими проектами преобразования существующего общественного строя России.

Авторами сборника и «отцами» нового движения стали экономист и географ П.Н.Савицкий, блестящий лингвист и этнограф Н.С.Трубецкой, философ и богослов Г.В.Флоровский, искусствовед П.П.Сувчинский. Их начинание привлекло как многочисленных сторонников и сочувствующих (Г.В.Вернадский, Л.П.Карсавин, Н.Н.Алексеев, С.Л.Франк, П.М.Бицилли). так и оппонентов (П.Н.Милюков, Н.А.Бердяев, А.А.Кизеветтер и др.). Вслед за первым сборником уже в 1922 г. последовала вторая книга – «На путях. Утверждение евразийцев», затем еще три книги под общим названием «Евразийский временник». В 1926 г. евразийцы представили на суд общественности систематическое изложение своей концепции «Евразийство. Опыт систематического изложения». В 1931 г. в Париже вышел подводящий десятилетние итоги сборник «Тридцатые годы». Одновременно с 1925 по 1937 г. увидели свет двенадцать выпусков «Евразийской хроники», задуманной как сводка отчетов, пропагандистской и политической деятельности, включающие статьи теоретического характера, а также обзоры политической и хозяйственной жизни в СССР, за которой евразийцы внимательно следили. Под эгидой евразийского издательства публиковались и отдельные книги идейно близких авторов.

Однако, несмотря на бурную деятельность, пропагандистско-политическую активность и определенные успехи на этом поприще, евразийское движение уже к концу 20-х годов вступило в фазу кризиса и раскола. От него отошли П.М.Бицилли, Г.В.Флоровский, выступивший в 1928 г. с самокритичной статьей «Евразийский соблазн».

Выход из движения П.М.Бицилли и Г.В.Флоровского – тех, кому оно обязано разработкой философских основ, - имел трагический для движения смысл: он означало для него переход в новое качество, в котором теоретические изыскания, в частности, «россиеведение», на чем держалось классическое евразийство, отступили на задний план. Место историософических концепций заняли статьи Л.П.Красавина и Н.Н.Алексеева с учением об идеократическом государстве, отборе правящего слоя и пр. Смещение акцентов незамедлительно сказалось на всем движении – в нем резко усилился идеологический аспект.

Но самым серьезным свидетельством раскола евразийского движения стало образование Парижского центра евразийства и издание в Париже при активном участии Л.П.Красавина, «красного» князя Д.П.Святополк – Мирского, мецената П.П.Сувчинского и С.Я.Эфрона еженедельной газеты «Евразия», ориентированной на идейно-политическое сближение с советской властью и на сотрудничество с большевиками. О серьезности и дальновидности ее намерений свидетельствовал принятый эпиграф: «Россия нашего времени вершит судьбой Европы и Азии. Она – шестая часть света – ЕВРАЗИЯ – узел и начало новой мировой культуры».

Последний номер «Евразии» вышел в 1929 г.; конец газеты послужил началом конца и евразийского движения в целом. В 1931 г. вышел последний евразийский сборник – «Тридцатые годы. Утверждение евразийцев». Но «утверждения» уже утратили магию новизны. Евразийские соблазны рассеялись. Вышедшие позже два выпуска «Евразийской хроники» и «Евразийские тетради» уже не могли реанимировать движения. Оно умерло. А идеи? Идеи остались, ибо они, как и рукописи, «не горят» и сохраняют способность давать новые всходы на новой хорошо окультуренной почве, хотя иногда и прорастать дикими плевелами.

Что же сегодня привлекает нас в учении евразийцев, какой оно содержит эвристический потенциал, вдохновлявший «последнего евразийца « – Л.Н.Гумилева, и в чем таятся его порочные соблазны, побудившие отвернуться от него одного из основоположников Г.В.Флоровского и обрекшие в итоге движение на гибель.

Мировоззренческие амбиции евразийства достаточно велики - они претендовали на осмысление многих проблем духа и бытия. Однако, не смотря на широту охвата, в этих воззрениях прослеживается один ведущий аспект устремлений идеологов евразийства: мысль о замкнутом пространстве, носящем название "Россия-Евразия". Эта обособленность существует как в географическом, так и в культурном плане. Весь смысл утверждений евразийцев сводится к тому, что они провозглашали существование особой евразийско-русской культуры. Им уже было недостаточно того культурного самосознания, которое было у славянофилов, хотя они и чтили их как наиболее близких к ним по духу. Но они решительно отвергали существование западничества. То есть для евразийцев антизападническая деятельность и направленность их идеологии имела еще и прямой заданный сверхсмысл - поиск функциональной оригинальности Евразии, нахождения ее особого миссионерского пути.

Евразия кажется им обездоленной из-за своей отстраненности от океанического обмена. Чтобы компенсировать этот недостаток, она вынуждена была перестраивать всю структуру материального производства, в результате чего произошло разделение территории на промышленные и сельскохозяйственные районы. Поскольку во всем приходилось полагаться только на себя, для удовлетворения жизненных нужд создавались производства в собственных пределах. А тот факт, что Евразия, являясь «континентом-океаном», реально имела выход к настоящему океану, не имел для нее никакого значения: это был выход в никуда. В географической целостности Евразии выражено ее культурное единство. Категория «границы» оказывается важной для понимания существа евразийской культуры. Эта культура находилась по западную сторону рубежа, обособлявшего оседлую европейскую цивилизацию от чуждой ей по духу цивилизации Великой степи (кочевые народы), и по восточную - рубежа конфессионального, разделявшего христианство истинное (православие) и еретическое (католичество и протестантизм). Русь одновременно осознавала себя и центром мира, и его периферией, одновременно ориентировалась и на изоляцию, и на интеграцию.

Россия в первую очередь является продолжательницей культурных традиций Византии. Однако византизм - не единственный элемент евразийской культуры: заметный след в ней также оставила восточная волна, накатившаяся на Русь из монгольских степей. Таким образом, по своему духу евразийская культура, по мнению евразийцев, представляется культурой-наследницой, осваивающей чужие традиции, тогда как сами культурные центры возникновения этих традиций уже угасли, и соединяющей их генеральной идеей - православием.

Отмеченные особенности «континента-океана» заставляют искать истоки его жизнеспособности не в Киевской Руси, ставшей лишь колыбелью будущего руководящего народа Евразии, и даже не в северо-восточной Руси. Евразийцы считали, что впервые евразийский культурный мир предстал как целое в империи Чингиз-хана. Монголы формулировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя. Преемницей монгольского государства и стала Московская Русь. Российская же империя почти закончила государственное объединение Евразийского материка и, отстояв его от посягательств Европы, создала сильные политические традиции.

Однако само существо русско-евразийской идеи оставалось неосознанным внутри правящего слоя, который подвергся сильной европеизации. Европейский элемент вызвал в евразийском мышлении значительные сдвиги: национальная идея Москвы как наследницы Византии и оплота христианства в борьбе с азиатским язычеством и западной еретической культурой утратила свой религиозный смысл и была заменена позитивно-политической идеей империи и империализма; культурная задача стала формулироваться обедненно и чисто эмпирически - как рост государственной территории и государственной мощи.

Этот процесс совпал с быстрым продвижением России на Восток и переходом ее в лагерь своего вчерашнего врага - Европы, в ходе борьбы с утратившим религиозный пафос исламом. Прошлая разграничительная линия между русской и азиатско-языческой культурами исчезла: безболезненно и как-то незаметно границы русского государства почти совпали с границами монгольской империи.

По мысли евразийцев, замирение России с Европой и последовавшая вслед за этим еще большая европеизация вызвали явное помутнение национального самосознания, что повело к размыванию ощущения западной границы. Правящие круги стали считать Россию частью Европы, и на смену старой идеологии Москвы пришла новая, созданная по европейскому образцу культура, основы которой выводились из славянской традиции. Однако по-прежнему пространство, очерченное пределами Евразии, рассматривалось изнутри как отграниченное и от славянства, и от Европы. А извне оно определялось как Азия, хотя и отличная от действительной Азии, в частности, Китая и Индии.

Заимствование чужой культуры в конечном итоге оборачивается деформацией собственной. Чтобы избежать этого, необходимо руководствоваться в жизни стремлением к самопознанию: только оно укажет человеку или народу его настоящее место в мире. Лишь вполне самобытная национальная культура есть подлинная и отвечает этическим, эстетическим и утилитарным требованиям, которые к ней предъявляются. Стремление к общечеловеческой культуре, с этой точки зрения, оказывается несостоятельным: при пестром многообразии национальных характеров и психологических типов такая общечеловеческая культура свелась бы либо к удовлетворению чисто материальных потребностей при полном игнорировании духовных, либо навязала бы всем народам формы жизни, выработанные из национального характера какой-нибудь одного народа.

В качестве внутреннего барьера, защиты культуры от инородного воздействия выступает ее установка на невосприимчивость чуждых и деформирующих влияний. Механизмы самосохранения запрограммированы в ней самой. Как только она осознает угрозу, она мобилизует весь центростремительный потенциал для сбережения своей цельности и единства. Ее пространственное местоположение замыкается на понятии «граница». Вычерчивание такой границы становится процессом углубления самосознания данной культуры, выявления ее специфики и уникальности.

Европейской концепции дуэли Запада и Востока евразийство противопоставило модель: «периферия - центр в их динамическом взаимодействии». История показывает, что в культурах Запада и Востока много общего. Однако евразийская культура может раскрыться только на собственных путях в особом мире - разворачиваясь из Средней Азии в направлении приморских областей Старого Света.

С начала XX века взаимодействие евразийской и европейской культур перемещается из области техники, государственного строительства и политической жизни в сферу миросозерцания. А это круто меняет дело, Запад предстает здесь уже в иной виде. В ходе этого взаимодействия евразийцы приходят к выводу, что романо-германский мир с его культурой является их врагом. Евразийцы считают, что европейские понятия «эволюционной лестницы» и прогресса, применяемые к истории общества,- понятия глубоко эгоцентрические, «европоцентрические».

Согласно евразийской концепции, культуре нельзя научиться или просто заимствовать ее - продолжателем культурной традиции является только тот, кто качественно ее обновляет и превращает в свою собственность, в неотъемлемый духовный элемент личного бытия, как бы воссоздает ее заново. Она в каждом человеке как бы возрождается вновь и делает таким образом шаг, прыжок из прошлого в настоящее, а из него в будущее. История вся состоит из прыжков, там, где подобный процесс прерывается, культура умирает и остается один косный, бездушный быт.

Выстраивая схему культурно-исторического (линейного) развития, европейское мышление исходит из молчаливой предпосылки о том, что прошлое упирается в настоящее, как в тупик. Весь расчет здесь строится на том, что реален лишь быт, но не живая культура, не ее душа. Именно о духе, душе всегда пеклась евразийская мысль, пытаясь отыскать выход за пределы современной ей европейской цивилизации. Евразийское мировосприятие строилось на признании вполне реального существования общественно-культурных циклов зарождения, расцвета и упадка. При таком подходе культура наделяется всеми признаками личности, что, достигается через ее индивидуализацию и совокупность выполняемых ею общественных ролей. Так называемая «симфоническая личность» культуры составляется из комплекса иерархически организованных личностей (класс, сословие, семья, индивид), сосуществующих одновременно, но генетически связанных с предшествующими им прошлыми поколениями. В качестве такого сложного организма культура переживает определенные стадии своего развития, но не в рамках непрерывного эволюционного ряда, а в кругу законченного (закрытого) культурного цикла.

Вера есть духовный символ, который окрашивает культуру религиозно. Евразийцы убеждены, что рождение всякой национальной культуры происходит на почве религиозной: она появляется на свет, сопровождаемая мифом о своем рождении. Мифом евразийской культуры стало православие. Оно характеризуется стремлением к всеединству, что позволяет ему синтезировать различные идеологические течения - как входящие в рамки данной культуры, так и пребывающие за ее пределами. В этой связи язычество можно рассматривать как «потенциальное православие», причем в процессе христианизации русское и среднеазиатское язычество создают формы православия, более близкие и родственные евразийской православной традиции, чем европейское христианство.

Православие обладает способностью легко приспосабливаться к той или иной политической форме посредством веры в возможность и необходимость преображения бытия через его христианизацию. Оно не считает государство единственной реальной силой, верует в собственную силу и потому принципиально благожелательно ко всем разновидностям политической организации общества, расценивая любую из них как преходящую, а не раз и навсегда данную и неустранимую модель.

Взаимопроникновение церкви и государства затрудняет разграничение сфер их культурного творчества. Евразийство стремится выработать принцип такого разграничения: направление деятельности церкви - свободная истина, соборное единство, освоение и раскрытие соборного предания; государства - единство нецерковного мира, отъединенного в известной мере от церкви и разъединенного в самом себе. Государство черпает основы своей идеологии в церкви, пребывает в органической связи с нею, но конкретизирует и осуществляет эти идеи в собственной, мирской сфере. Оно неизбежно ошибается и грешит, поскольку функционирует в мире греха. Его внутренняя разъединенность ярче всего проявляется в разделении людей на правящих и управляемых, в отчуждении личности от общества, в использовании силы и принуждения.

К своему идеалу Русь шла не путем рационального сознания, а через религиозно-положительный опыт. Главная идея справедливого государства, «государства правды», которое она постоянно стремилась создать,- подчинение государственности ценностям, имеющим непреходящее значение. Из этого следует, что «государство правды» оказывается не конечным идеалом, установленным в результате социальных преобразований, а только этапом на пути достижения истины. В истории России под наслоениями многообразных взглядов и теории всегда проглядывало желание соблюсти эту изначальную истину, обуздать стихию человеческой воли, добиться самоподчинения человека религиозно-государственной правде.

В евразийской трактовке перед «государством правды» всегда стояли три задачи: блюсти православие, «возвращать правду на землю» и противостоять абсолютизации материального начала в жизни народа. Самой важной была обязанность «возвращать правду на землю». И именно поэтому нельзя сопоставлять «государство правды»с правовым государством Запада, так как первое основано на религии, а второе на материальных ценностях.

«Демотическое» (под этим термином евразийцы понимали государство, где народ не случайный набор граждан, а совокупность всех исторических поколений) государство избегает принудительного внушения тотального религиозного или философского миросозерцания. Отказываясь от принудительного внедрения идеала в жизнь, оно стремится сформировать не цельное мировоззрение, а общественное мнение определенной культурно-исторической эпохи. Признаки общих идей лежат в плоскости менее глубокой и менее интимной, чем миросозерцание или религиозная вера. «Демотическое» государство, в отличие от доктринального (например, марксистского или исламского), построено на «внешней правде», на общенародном признании, то есть является правовым, хотя и не в западном смысле.

«Соблазн», которому поддались евразийцы, состоит в том, что, стремясь то ли к власти, то ли к спасению России от большевиков, они решили воспользоваться готовыми структурами этой самой власти, заменив правящую коммунистическую партию «единой и единственной» православно-евразийской партией. Но утверждение диктатуры православно-евразийской партии разрушает провозглашенные евразийцами единое месторазвитие или, как бы мы сказали сегодня, единое экономическое и культурное пространство всех народов российской мира, которые уже в силу своих культурных и особенно религиозных традиций неизбежно останутся за ее пределами, народами второго сорта.

Механизмы нормирования и запретов, действующие в таком государстве, сводятся в основном к двум формам: физическому принуждению (которое должно быть минимальным) и отношениям властвования-подчинения. Вторая форма заставляет предполагать известную духовную связь между властвующими и подчиненными. Несомненным преимуществом властных отношений является то, что они основаны на очень первичных и элементарных сторонах человеческой психики, отчего им и присуща значительная социально-организующая сила. Надежда на полное исчезновение властных элементов (как в анархизме) - утопия: до тех пор, пока в жизни индивида играют важную роль чисто эмоциональные факторы (любовь, ненависть, привязанность и т. д.), они сохраняют свое значение.

Такое толкование наводит на мысль, что власть для евразийского мышления самоцель. Власть для себя - это квинтэссенция евразийства. Она сохраняется и используется не для внешних (социальных, экономических и пр.) целей, но для самопотребления. Структура властвования кажется трудноулавливаемой, но «правящий отбор» - наиболее осязаемый ее носитель.. Несмотря на структурную нестабильность правящего слоя (приток и выход составляющих его членов), он олицетворяет среду существования «идеи-правительницы». Ведь в конечном счете именно она отбирает для правящей системы необходимые ей элементы.

Евразийство предлагает некий эрзац для распавшейся империи, поскольку стремится дать хоть какое-то объяснение и оформление рыхлому многонациональному пространству, в котором Россия, среди прочих государственных образований, должна быть первой среди равных. В конце концов евразийство может послужить неким прикрытием для консервативной политической целевой установки. Но одной из отличительных черт евразийства является признание перемен и признание исторического движения. Тогда как может евразийство прикрывать то, что евразийство найдет лишь ограниченный успех среди большинства населения, и его влияние ограничится главным образом интеллектуальными кругами. И, тем не менее, евразийство остается опасным идеологическим мифом.

Главный «соблазн» евразийцев, порождающий ядовитые плоды, Бердяев усматривал в этатизме, скроенном по образцам большевизма и итальянского фашизма. Намереваясь заменить коммунистическую идеологию евразийской «идеей – правительницей», основанной на догматизированном христианстве, евразийцы лишь усиливают тоталитаризм государства авторитетом церкви, но тем самым заставляют ее служить «царству кесаря», если не «царству мамоны». Тоталитарно-идеократическое государство, усиленное авторитетом догматизированного христианства, берущее на себя организацию всей жизни, всей культуры и даже сферы духа, может обернуться русским фашизмом. Это предупреждение Бердяева до сих пор сохраняет свою зловещую актуальность.

Итак, можно сделать вывод, что евразийство - идеология государственности. Все его социокультурные, религиозные, геополитические и другие аспекты вращаются вокруг проблемы власти. Государство почти тождественно культуре и церкви, государство - тот витальный центр, который позволяет идентифицировать "Россию-Евразию".

Тем не менее, констатируя концептуальную и политическую неудачу движения, нельзя замалчивать евразийскую правду, как справедливо заметил Г.В.Флоровский. Историческое значение евразийцев состоит в том, что они первыми расслышали «живые и острые вопросы творимого дня». Но то была, по самокритичному признанию Флоровского, «правда вопросов , но не правда ответов, - правда проблем, а не решений». Ответы евразийцев ушли в архивы истории, а вопросы, поставленные ими, остались. И отвечать на них нам. Конечно, наши сегодняшние ответы будут иные. Но где гарантия, что это будут ответы и решения, с которыми согласится история? И не придется ли нам «переотвечать» на них еще раз? Критический анализ опыта евразийства позволит уменьшить соблазн скорых ответов.

Среди социально-философских движений, рожденных российской эмиграцией, наиболее часто привлекающих сегодня внимание исследователей, выделяется самобытное и оригинальное движение, получившее название «евразийство». Евразийство зародилось в 20-е годы, потенциал создателей евразийской идеи, научных деятелей из различных областей знания, таких как Г.В.Флоровский, Н.С.Трубецкой, П.Н.Савицкий, Л.П.Карсавин, Я.А.Бромберг, П.М.Бицилли и др., был так велик, что мыслетворчество их не угасло со временем и продолжает давать современным ученым в области философии, социологии, политологии пищу для размышлений. Сегодня, когда история снова поставила Россию перед выбором национально-государственной идеологии, необходимой для интегрирования разобщенных частей суперэтноса в единое сообщество, политические идеи евразийцев являются достаточно актуальными.

В основу евразийского учения легли четыре идеи: 1) утверждение особых путей развития России как Евразии; 2) идея культуры как «симфонической личности»; 3) обоснование идеалов на началах православной веры; 4) учение об идеократическом государстве. Главным «нервом» предложенной концепции и движения была идея, что России и населяющим ее народам предопределено особое место в человеческой истории, предначертан особый исторический путь и своя миссия.

Идея особой миссии России обосновывалась учением о ее особом «месторазвитии»: русские люди, как и все народы «российского мира», не есть ни европейцы, ни азиаты. Авторы новой концепции называли их евразийцами, усматривая культурное единство этих народов в их географической и этнографической целостности.

«Россия представляет собой особый мир. Судьбы этого мира в основном и важнейшем протекают отдельно от судьбы стран к Западу от нее (Европа), а также к югу и востоку от нее (Азия). Особый мир этот должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые трудно достижимы для них в отношении народов Европы и Азии».

В отличие от славянофилов евразийцы считали, что русская нация не может быть сведена к славянскому этносу, что в ее образовании большую роль сыграли тюркские и угро-финские племена, населявшие единое со славянами «месторазвитие» и постоянно взаимодействовавшие с ней. В результате сформировалась русская нация, которая приняла на себя инициативу объединения разноязычных этносов в единую многонародную нацию евразийцев и объединения Евразии в единое государство – Россию. «Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской Империей, а теперь называется СССР, - писал Трубецкой, - может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм – Евразийством».

Категорически отвергая западничество и одновременно его славянофильскую альтернативу, евразийцы декларировали свою «серединную позицию: «Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других… Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как серединную евразийскую культуру», суть выбранной ориентации состояла, таким образом, в том, что евразийцы не хотели смотреть на Россию как на культурную провинцию Европы. Европейская культура заняла место критикуемой. Во-первых, за ней отрицалось качество общечеловеческой. «Европейская цивилизация не есть общечеловеческая культура, а лишь культура определенной этнографической особи, романо-германцев, для которой она и является обязательной». Во-вторых, европейская культура оценивалась как упадочная, разлагающаяся и ведущая человечество в тупик, о чем свидетельствуют ужасы прошедшей войны и разрушительные силы русской революции, порочные идеи которой зародились именно на Западе.

Излагая историю России в рамках истории Евразии, евразийцы существенно дополни ее новым элементом – развитием в «пространстве», выявив, чего до этого никто не делал, что «месторазвитие» так же принадлежит истории, как и сам народ. Специфика евразийской культуры и ее будущее связывались с заложенной в ней возможностью реализации на разных исторических этапах альтернативных ориентаций – западной и восточной, а субъектом ее назывался круг народов «евразийского мира», между которыми российский народ занимает «срединное» положение в силу внутренней связи их культуры и жизни. Однако акцент ставился на освещении роли «азиатского элемента» в судьбах России и ее культурно-историческом развитии, что подводило к шокирующему общественное мнение выводу – «без татарщины» не было России.

«Татарщина, будучи «наказанием Божьим», повлияла на быт, образ жизни, психологию народа, на его социальную организацию и государственной устройство, но одновременно, считали евразийцы, была нейтральной культурной средой, принимавшей всяких богов и терпевшей любые культуры. Она не замутила чистоты национального творчества. «Великое счастье Руси, - писал Савицкий, - что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам и никому другому». Разделяя эту позицию, Трубецкой считал основателями Русского государства не киевских князей, а московских царей, ставших восприемниками монгольских ханов.

Краеугольным камнем евразийства является учение о государстве. Его разработка наряду с Л.П, Карсавиным принадлежит специалисту в области философии и права Н.Н. Алексееву. Евразийская культура выдвигает идею – «государства нового типа», реализующее единство и цельность всех сфер нецерковного евразийского мира. Сфера государства есть сфера силы и принуждения. Более того, евразийцы уверены, что чем здоровее культура и народ, тем большей властностью характеризуется его государство. Абсолютизируя функции церкви в духовной жизни, евразийцы идеализировали и абсолютизировали роль государства в сфере общественной жизни. Согласно их воззрениям, государство – это и есть сама культура в ее единстве, иными словами, государство объемлет все сферы жизни общества. Даже в провозглашенной частной системе хозяйствования последнее слово остается за государством, выступающим в роли верховного хозяина – общества, позволяющего вмешиваться (управлять, планировать, координировать, давать задания) во все сферы хозяйственной жизни ее субъектов.

Для того, чтобы успешно решать возложенные на него задачи, государство должно обладать не просто сильной властью, но властью, сохраняющей в то же время связь с народом и представляющей его идеалы. В учении евразийцев ее субъектом является «демократический правящий слой», формируемый путем «отбора» из народа, связанный с ним одной идеологией (мировоззрением) и потому способный выражать его подлинные интересы. Демотическая власть принципиально отличается от европейской демократии, основанной на формальном большинстве голосов, поданных за того или другого представителя власти, связь которой с народом в большинстве случаев на этом заканчивается. Государство, основанное на «демотическом правящем слое», вышедшем из народа и связанном с ним одной идеологией, определялось как идеократическое. В нем, как заявил Л.П. Карсавин, «единая культурно-государственная идеология правящего слоя так связана с единством и силой государства, что ее нет без них, а их нет без нее».

Выдвинутый из недр народа правящий слой для выполнения властных функций неизбежно должен противопоставить себя народным массам, которые имеют склонность к стихийным и деструктивным действиям. Выполнение этой функции требует от правящего слоя безоговорочной координации усилий. На это и направлен особый тип «отбора», внутренним законом жизни которого является жесткое подчинение дисциплине и сохранение «чистоты рядов» на основе преданности общему мировоззрению, возведенному в ранг абсолюта и потому не допускающему критики и инакомыслия.

Нетрудно заметить, что евразийское учение о государственном устройстве в значительной мере опирается на опыт государственного партийного строительства СССР. Евразийцы открыли для себя в большевистской партии «испорченный» идеей коммунизма прообраз идеократической партии нового типа, а в Советах – представительный орган власти, способный направить стихийные устремления масс в заданное правящим слоем русло. Крайне негативно относясь к коммунистической идеологии как к прозападной, атеистической, антинародной, евразийцы начали различать коммунизм и большевизм. Поэтому свою задачу они видели в том, чтобы вытеснить чужеродную коммунистическую идеологию, заменив ее идеологией евразийской. Провозгласив свою политическую программу, евразийцы вступили на опасную тропу «политических игр» с НКВД, который до поры до времени допускал подобные игры. Но со временем евразийцы оказались перед дилеммой: принять его покровительство или встать на путь открытой борьбы с ним. Евразийцы избрали «третий путь», сделав попытку «переиграть» НКВД. Результат, как и следовало ожидать, оказался трагичным – и для движения в целом, и для его руководителей.

Учение об идеократическом государстве во многом объясняет отношение евразийцев к большевизму и к тому, что происходило в новой России. В революции, в ее размахе и разрушительной силе евразийцы увидели глубокий процесс преодоления насильственной европеизации России, начатой Петром Великим.

Таковы были политические и идеологические основы евразийства. Нетрудно заметить, что они были отличны от доктринальных основ и славянофильства и западничества: они были связаны с поисками своего, третьего способа решения проблемы. Но третьего не было дано, стремление найти свое, особое решение оказалось лишенным жизненных оснований, а построенная на этих устремлениях политическая модель развития России – очередной социальной утопией.