Для тех, кто не дорос до таких серьезных тем, предлагаю сразу перейти на бесплатные онлайн игры и насладиться играми, которые точно придутся Вам по вкусу.

Мир был бы очень скучным местом без всего этого неизвестного, мистического и сверхъестественного. На протяжении всей человеческой истории существовали реликвии, которые, как считают, имели мистические, волшебные свойства или находились за гранью человеческого понимания, в следствие чего всегда находились и будут находится люди, желающие ими обладать.

10. Зуб Будды.

Согласно легенде, когда Будду кремировали, от него осталась только одна вещь - левый клык. Зуб стал символом Будды и имел длинную и полную легенд историю о людях, сражающихся за зуб и за право хранить и выставлять на показ столь уникальную реликвию.

Официально зуб хранится в Храме Зуба на Шри-Ланке, но также существуют некоторые довольно невероятные истории о вековых странствиях зуба. Многие хотели обладать зубом, и его наконец привезли в Шри-Ланку, спрятанным в волосах принцессы Дантапуры, в четвёртом веке нашей эры. В период европейского колониализма и расширения Португалии, исследователи, которые захватили контроль в том числе и над Шри-Ланкой, завладели зубом, передав его своему архиепископу, который сжёг его и выбросил пепел в океан. К счастью, этот зуб был фальшивкой. В неспокойные времена, настоящий зуб бережно хранился в тайном месте, а выставленный на показ зуб Будды был одной из копий, которых было великое множество.

Сегодня Вы можете поехать на Шри-Ланку и увидеть зуб Будды, или в Калифорнию, где Вы также найдете этот зуб. В своё время компания Lu Mountain Temple в Роузмиде, Калифорния, приобрела крупную коллекцию из 10000 буддистских экспонатов, включая, как им сказали, зуб Будды. Реликвии, собранные буддистом, живущим во Вьетнаме, были переданы с единственной просьбой, чтобы они были представлены обществу. Зубу, как говорят 2500 лет, и он всё ещё продолжает расти, в настоящее время он составляет приблизительно 5 сантиметров в длину. Некоторые посетители монастыря сообщали о том, что исцелились после посещения реликвий, но работники храма утверждают, что ничего подобного зарегистрировано не было. Вера в реликвии и их необычайные свойства делает зуб действительно ценным.

9. Волшебный флаг Данвегана.

У клана Маклеода в Шотландии есть флаг, который передавали из поколения в поколение. Согласно одной легенде эта реликвия была в руках короля Норвегии Харальда Хардрада, когда он собирался завоевать Великобританию в 1066 году. Когда король был убит, флаг перешёл к клану его потомков.

Согласно другой легенде, часто пересказываемой как семейная история, четвёртый предводитель клана влюбился в волшебную принцессу, которой запретили выходить замуж за смертного человека. Её отец в конечном счёте позволил ей провести год и один день с её любовью. За это время она родила мальчика. Когда пришло время уезжать, она взяла с любимого обещание, что он никогда не позволит ребёнку плакать, потому что она сможет услышать его даже в волшебной стране. Но младенцы есть младенцы, и в конечном счёте он всё-таки расплакался. Принцесса вернулась, чтобы успокоить сына, и накрывала его одеялом, под которым он сразу же успокаивался. То одеяло, как говорят, и стало легендарным флагом.

Легенда также гласит, что флаг обладает волшебными свойствами, которые защитят членов клана в тяжёлые времена, но сработает это всего только три раза. В 1490 году флаг несли во время сражения между Макдоналдсом и Маклеодсом, и он принёс победу. В 1520 году флаг снова использовался в сражении против Макдоналдса, передав достаточно волшебства для ещё одной победы. Во время Второй мировой войны солдаты, бывшие членами этой семьи, как утверждают, взяли фотографию флага с собой, когда пошли на войну, а предводитель клана во время войны добровольно предложил отвезти флаг в Дувр, когда немецкие войска пытались вторгнуться в Великобританию.

8. Плащ пророка Мухаммеда.

Плащ, который носил пророк Мухаммед, является священной реликвией. Согласно легенде, плащ попал в Афганистан с первым королём современного афганского государства, Ахмадом-шах Дуррани. Во время посещения территории современного Узбекистана он увидел плащ и понял, что тот должен вернуться с ним домой. Он пообещал хранителям плаща, указав на камень, что не унесёт плащ дальше него. Сегодня этот камень, останки короля и плащ хранятся в Кандагаре как всеми почетаемая святыня.

Плащ хранится под замком, а ключ находится у единственной семьи хранителей. Это - честь, к которой они относятся очень серьёзно. Многие преступники пытались заполучить плащ, но как Вы понимаете безуспешно.

В 1996 году плащ стал частью святых символов Талибов, когда Мулла Омар, став номинальным главой следующей священной войны, вышел к аудитории с плащом. Когда он забрал его из святыни и появился с ним на публике он нарушил законы ислама, которые запрещают показывать плащ на публике, но получил поддержку людей, которая была ему необходима, чтобы сделать Талибан силой, с которой будут считаться.

7. Реликвии Иоанна Крестителя.

Существует множество историй о реликвиях, касающихся Ионна Крестителя, одной из ключевых фигур ранней библейской истории. Есть даже такие, кто утверждает, что у них есть его череп, но никто доказать свою правоту не может. Один из черепов недавно был найден в Чёрном море, но его принадлежность святому не была подтверждена, но оказалось, что у него действительно есть родословная.

В 2010 году во время раскопок на острове Святого Иоанна в Болгарии была найдена маленькая урна. Урна содержала части черепа, челюсть, руку и зуб. Поблизости была маленькая шкатулка, на которой была выгравирована дата рождения святого, 24 июня. Конечно, не обошлось и без критиков, многие из которых верно указали на то, что существует огромное количество заявлений об обладании частями тела святого и что ни одна не имеет прямых доказательств.

У этих же реликвий, однако, намного больше шансов быть настоящими, чем у многих других. Когда археологи из Оксфордского университета провели тесты на возраст, они очень удивились когда узнали, что кости относились к первому веку нашей эры, времени, когда Св. Иоанна казнили по требованию короля Ирода. И останки, скорее всего, принадлежат мужчине с Ближнего Востока. В то время как тесты, конечно, не доказывают, что кости принадлежат святому, они действительно имеют больше доказательств, чем все остальные. Исторические документы близлежащего древнего монастыря указывают, что кости находились на острове с пятого или шестого века.

6. Реликвии Животворящего Креста.

Во многом как и в случае с реликвией Иоанна Крестителя, в различных церквях по всему миру можно найти огромное количество одного и того же Животворящего Креста. Одной из главных церквей, которая претендует на владение настоящей реликвией, является церковь Святого Креста в Иерусалиме. В дополнение к трём кускам дерева, которые согласно заявлению были частью креста, церковь хранит другие реликвии, такие как два шипа с тернового венка Христа и один из гвоздей, использованных при распятии Христа на кресте. Все эти реликвии, как утверждается были собраны Святой Еленой.

В то время как вся история креста могла бы закончиться распятием на нём Христа, в ней кроется гораздо больше таин. Примерно в 1250 году архиепископ Генуи по имени Иаков Ворагинский начал собирать истории, которые касались святых христианских реликвий. В итоге появилась «Золотая Легенда», которая является сборником историй из 177 глав. Этот сборник является хроникой всего того, что Вы могли бы хотеть знать об истории святых и известных библейских фигур. В Томе 1 Иаков рассказывает историю Адама и одного из его сыновей Сифа. После того, как Сиф родился, Адам продолжал жить ещё в течение 800 лет. Однажды Адам отослал Сифа обратно в Рай за плодами с Древа Жизни, а когда Сиф вернулся с семенами, Адам посмеялся над ним и умер. Сиф поместил семена в рот отца, и они превратились в три дерева - те самые деревья, которые использовали для создания креста.

История самого креста не менее фантастична. Легенда гласит, что после того, как Христос был снят с него, Крест бросили в канаву и закопали, чтобы последователи не нашли его. Император Константин, христианин, молился Богу о помощи в сражении и получил её. А в 312 году он сделал крест символом римских войск после того, как увидел его в небе. В 326 году его мать направилась к месту, где крест был захоронен пожилым евреем, который получил знание о местонахождении креста от своих предков. Не удивительно, что реликвия, как говорят, была в центре нескольких сражений, включая осаду Королем Персии Иерусалима в 614 году.

5. Скунский камень.

Скунский камень, также известный Камень Милосердия, долгое время был местом коронации королей Шотландии. Не удивительно, что он стал чем-то вроде камнем раздора между Шотландией и Англией.

Откуда камень появился долго было неизвестно. Согласно одной легенде, это - камень, который Иаков использовал в качестве подушки, когда мечтал о духовной лестнице на Небеса, и тот же самый камень, который позже стал местом к которому пристал Ковчег. Вероятно, он попал в Великобританию через Ирландию, где использовался, как место где принимали клятву у королей. В 840 году камень был перемещён с его местоположения в Скуне в Пертшир, и стал местом объединения пиктов и шотландцев под одним правителем.

В 1292 году, как известно, король Джон Баллайол был коронован на этом камне. Он был последним королём Шотландии, удостоившимся такой чести. В 1296 году Эдуард I захватил камень и отвёз его в Вестминстерское аббатство, где он хранится в течение многих веков. Он использовался всё это время по назначению. Последний раз его можно было увидеть на коронации Елизаветы II.

Не удивительно, что этот камень был больным вопросом во взаимоотношениях двух стран. В 1996 году камень был возвращён в Шотландию, но некоторые были убеждены, что это подделка. Даже первый министр Шотландии высказал мнение, что это была подделка. Как утверждается, в 1950 году камень был украден из Вестминстера, привезён в Шотландию и немедленно возвращён обратно. Некоторые считают, что во время его путешествий и были сделаны копии.

4. Кортана - меч милосердия.

Коронация британских монархов - сложный процесс; в то время как многие сделали свои собственные дополнения к Королевским регалиям, у некоторых особенно древняя история.

В Великобритании есть несколько мечей, используемых в коронации новых монархов: Большой державный меч, Меч духовного правосудия, Меч мирского правосудия, и Кортана - меч милосердия. Кортана, единственный меч с именем, и получил он его во время коронации Генриха III в начале 13-го века. Плоское лезвие было укорочено, а конец удалён, что и дало ему название Меч милосердия.

Согласно легенде меч стал частью королевских регалий в 1199 году. Меч появился у короля Джона, когда он стал графом Мортена и получил большие земли в юго-западной части Англии, а главной его заслугой считают присоединение всего Корнуола. Это - важная ниточка, которая ведёт к первоначальному владельцу меча, легендарному рыцарю Тристану. Хотя Тристан более известен своим романом с Изольдой, существуют легенды и о его сражениях. Согласно одной из них Кортана был сломан, когда Тристан наносил удар, который убил Морхолта, оставив конец меча в его черепе. Меч тогда попал к Ожье Датчанину, который укоротил лезвие и дал ему раннюю версию его настоящего имени. Согласно отчётам меч отвезли в Лондонский Тауэр, но к тому времени, когда Генрих VII взошёл трон, говорили уже о двух мечах с притуплёнными лезвиями, их оба назвали Кортанами.

3. Чаша Нантеоса.

О Чаше Нантеоса Вы можете услышать не одну, а сразу несколько легенд. По сути своей, это маленький деревянный сосуд для питья, который был частью разорённого временем особняка Нантеос. Многие считают, что Чаша Нантеоса является тем самым Святым Граалем.

Первый реальный отчёт о деревянной чаше датируется 1870 годом, когда она была выставлена в университете Лампетера. К 1906 году она была не только тесно связана с легендой о Святом Граале, но и обладала, как многие думали, целебными свойствами. Огромное количество людей в начале 20 века стало считать чашу истинным Священным Граалем, и поэтому её стали бережно хранить от потенциальных воров. Чашу неоднократно наполняли водой и давали больным и пожилым людям, многие из которых утверждали, что она работала. Чаша была, как доказано, создана во времена средневековья, но этот факт никак не смог остановить рождение легенды.

В легенде же говорится, что после того, как чашу привёз в Великобританию Иосиф Аримафейский, Генрих VIII вёл войну с католицизмом и теми, кто практиковал его. Группа монахов, которые долго владели чашей, увезли её в Уэльс (как они надеялись) подальше от Генри. Они нашли убежище в особняке Нантеос у семьи Пауэлла. Один за другим монахи умерли и передали свою тайну и чашу семье Пауэлла, члены которой стали её хранителями.

В июле 2014 чаша была украдена из дома тяжело больной женщины, которой она была дана на время. Независимо от того, каким временем эксперты датируют сосуд, вера в него всё ещё очень сильна.

2. Лиа Фэйл.

Подобный Скунскому камню (их иногда даже путают), Лиа Фэйл является камнем, где были коронованы древние короли Ирландии. Этот камень находится на Холме Тара, и больше 5000 лет он был центральной фигурой в коронации ирландских королей, а также во время торжеств и пиршеств. Камень приблизительно в 1.5 метра высотой несколько раз перемещался. Он занял своё текущее местоположению в 1824, в ознаменовании Сражения на Таре.

Согласно легенде, камень Лиа Фэйл был одним из четырёх подарков, принесённых из мира смертных племенами богини Дану. Дети богини приносили для смертных подарки, которые стали ключевой темой в британском фольклоре и мифологии. Вместе с камнем они также принесли меч, копьё и котёл. Подарки, связанные с христианскими образами, такими как Святой Грааль и Копьё Судьбы, были увековечены в картах Таро: Копьё, Кубок, Меч и Щит.

Камень был известен своей способностью признавать истинных королей Ирландии. Он словно ревел в их присутствии. Само собой разумеется, что больше он не издаёт никаких звуков, и некоторые полагают, что он утратил свою потустороннюю силу, когда родился Христос.

Согласно другой легенде камень был очень тесно связан с королевским саном, а не с потусторонним миром. Древнее пророчество гласило, что земля, на которой находится камень, подчиняется законам шотландского или ирландского народа. Но здесь история камня становится немного запутанной. Согласно некоторым историкам, существуют документы, подтверждающие, что камень был перевезён из Ирландии в Шотландию, в то время как другие утверждают, что это абсолютно не верно.

1. Краеугольный камень.

Если мы говорим о необычайных историях, мы должны обратиться к Иерусалиму. Храмовая гора является перекрёстком трёх абсолютно разных религий; все три считаются священными. Самый почитаемый, Краеугольный камень, стал основанием для Храмовой горы, также известной как Священный двор. Краеугольный камень - обычный известныковый камень, который действительно не похож на что-то необычное, но именно он был предметом споров, дебатов и кровопролития в течение многих веков.

Согласно мусульманской традиции, Краеугольный камень является местом, где воскрес Мухаммед. Он также, как говорят, является местом, из которого появилась вся пресная вода в мире. Считается, что под Краеугольным камнем находится ад, в котором души ждут священного суда.

По еврейской традиции это место, где началось создание всего. Должна быть точка, с которой началось создание мира и всего живого, и эта точка - Краеугольный камень. После создания всего камень продолжал быть очень важным местом для евреев. Он был местом создания Десяти Заповедей, и его присутствие позволило всему созданному быть затронутым властью Бога. Ещё это как раз то место, где Иаков спал и мечтал о лестнице в небеса.

Сегодня Краеугольный камень является предметом нескончаемых споров.

Материал подготовила GusenaLapchataya - по материалу сайта listverse.com

P.S. Меня зовут Александр. Это мой личный, независимый проект. Я очень рад, если Вам понравилась статья. Хотите помочь сайту? Просто посмотрите ниже рекламу, того что вы недавно искали.

Copyright сайт © - Данная новость принадлежит сайт, и являются интеллектуальной собственностью блога, охраняется законом об авторском праве и не может быть использована где-либо без активной ссылки на источник. Подробнее читать - "об Авторстве"

Вы это искали? Быть может это то, что Вы так давно не могли найти?

пророки, также как и ангелы указывают на увеличение благодати от Аллаха, помощи и счастья. Если кто-нибудь увидит себя в образе какого-нибудь пророка, то его постигнет такое же испытание и тяжесть, какое постигло этого пророка, но затем после терпеливо перенесенных испытаний он приобретет радость, счастье и добро, и Всевышним Аллахом будут приняты его благие дела. Сны о алимах и праведных людях толкуются так же, как и сны, в которых были увидены пророки,с.а.с.

Абу Саад, р.а, говорил: "Видеть во сне пророков,с.а.с, означает две вещи:это или добрая, благая весть, или предупреждение. Пример благой вести-когда пророк,с.а.с, является кому-либо во сне в своем обычном обличии и состоянии; это является свидетельством благочестия видящего этот сон, его величия, благородства манер и предвещает ему победу над недругами. Пример предупреждения-если кто-либо увидел во сне пророка,с.а.с, в необычном виде с мрачным лицом; это свидетельствует о плохом состоянии этого человека и о тяжести постигших его бед. Но впоследствии Всевышний избавит его от тягот и утешит его". Если кто-то увидит во сне, что убивает пророка,с.а.с, это означает, что человек, увидевший такой сон, предает веру, нарушает завет.

Толкование снов из Исламского сонника

Подпишись на канал Сонник!

Сонник - Мечеть

эту историю нам передал Абдуллах ибн Хамид аль-Факих со слов Абдул-Азиза ибн Абу Дауда, который рассказал, что в пустыне жил человек, устроивший себе место для моления, в центре которого он установил семь камней. Когда он совершал молитву, то произносил: "О камни! Свидетельствую, что нет бога кроме Аллаха". Однажды он заболел и умер, и дух его вознесся. Я увидел его во сне, и он велел мне идти в огонь. И я увидел один из тех самых камней, который вдруг стал очень большим и закрыл собой ворота преисподней, также и остальные камни закрыли другие врата преисподней".

Этот рассказ от Абу Саида, который сказал: "Если кому-то приснится прочно построенная мечеть, посещаемая прихожанами, то мечеть символизирует ученого человека, у которого собираются люди на доброе благое дело для восхваления Аллаха Всевышнего, по словам Его, Велик Он и Славен: "....в которых поминается имя Аллаха много".

Если кто-то увидит во сне, что он строит мечеть, то он достигнет милости и соберет людей, чтобы сделать доброе дело и построит мечеть, и это также указывает на победу над врагами в соответствии со словами Всевышнего: "Сказали те, которые одержали верх в их деле: "Устроим мы над ним мечеть!".

Если кому-то приснится, что неизвестный человек стал имамом над людьми в мечети, когда имам этой мечети заболел, то он умрет. Сон о том, как мечеть превратилась в баню, указывает на то, что затаившийся человек чинит неправедные дела.

Если же кому-то приснится, что его дом превратился в мечеть, то он добьется чести и станет проповедовать людям Истину против лжи. А если увидит, что вошел в мечеть с толпой людей, и они вырыли ему яму, то он женится. Заброшенные мечети указывают на упущение алимов и прекращение ими повеления добра и запрещения порицаемого. Входить во сне в Масджид-аль-Храм,-к безопасности и исполнению обещания. Соборная мечеть во сне символизирует место, в котором люди стремятся получить прибыль и откуда они уходят с выгодой, соответственно своей степени и деньгам(как рынок и т.п.). Она указывает также на справедливость для того, кто пришел в это место обиженным и притесненным. Вообще видеть во сне мечеть-сулит скорое приобретение новых знаний в Исламе, благочестия и набожности. Видеть, как рушится мечеть-к смерти хорошего алима, или знакомого, или кредитора. Молиться в мечети- к скорому получению радостного известия. Для женщины такой сон сулит скорое рождение ребенка.

Толкование снов из

ПЛАЩ ПРОРОКА МУХАММЕДА

Симон выехал в путь через несколько дней. Пришлось раскошелиться и самому – тряхнуть мошной, чтобы выглядеть в дороге самым естественным образом, изображая из себя купца с товаром из немецких земель. Да и Афанасий Федорович не подвел. Кряхтя и охая, все время шлепая губами, как бы подсчитывая стоимость перстней, колец, чаш и прочих драгоценностей, передаваемых иезуиту, Нагой извлек из своих закромов достаточное количество требуемого царским лекарем.

Впрочем, большую часть предложенного Симон наотрез отказался брать, заявив, что в пути может случиться всякое, а он не желает стать лакомой добычей для бесчисленных разбойников.

– Мне нужно только маленькое, что легко спрятать и не обременит в дороге, – пояснил он несколько обрадованному таким мудрым умозаключением боярину.

Именно поэтому основную часть даров составили золотые перстни с ярко-кровавыми лалами, таинственно-зовущими яхонтами и прочими, не менее дорогими каменьями. Чего только не было в небольшой шкатулке, в которую иезуит сложил все, что отобрал, – топазы и опалы, бирюза и жемчуг, корунды и сапфиры. Стоимость их по тогдашним меркам была не очень высока, но талантливый авантюрист хорошо знал, что главное не подарок, а умение его преподнести.

К тому же в основном они предназначались для приближенных хана, а никак не для него самого. Кызы-Гирею было заготовлено совсем другое, не столько ценное, сколько святое для сердца каждого мусульманина.

Сама поездка в столицу крымского ханства – Чуфут-Кале – была не совсем удачной для иезуита. Достаточно сказать, что трижды его грабили по дороге. Точнее, один раз, а последующие два лишь пытались, поскольку брать было практически нечего. Все товары были отняты первыми по счету разбойниками, а содержимое шкатулки хранилось в таком укромном тайнике, который так никто и не сумел обнаружить.

Именно поэтому иезуит добрался до ханской ставки уже ближе к концу лета и первую неделю, будучи совершенно измученный дорожными приключениями, просто лежал пластом в прохладной задней комнате знакомого венецианского купца Франческо Сфорца, предоставив последнему абсолютную свободу действий для поисков выхода напрямую к Кызы-Гирею.

Купец, которого орден мертвой хваткой держал за горло из-за произнесенных им в юности, лет тридцать назад, вольнодумных речей, сам был заинтересован, чтобы поскорее отвязаться от этого высокого, с продольными шрамами-морщинами на лице человека, представляющего всесильный орден Иисуса.

Может быть, именно поэтому ему удалось очень быстро завлечь в свои сети давних, хоть и шапочных, знакомцев, среди которых были многие сановники из ближайшего окружения Кызы-Гирея: и калга , и нуреддин , и, главное, op-беги Мурад, который как раз в последнее время стал в особой чести у хана.

Официальная версия, на которую в задушевных беседах с сановниками ссылался Франческо, была следующая. Некий несчастный купец, дочиста ограбленный по дороге к хану, ищет защиты и покровительства у всемогущего Кызы-Гирея и просит уделить ему самое малое время для аудиенции, на которой вручит повелителю свой священный дар – единственное, что у него осталось после грабежа, – обрывок плаща самого пророка Мухаммеда.

Этот клочок ткани, позаимствованный Бенедиктом Канчелло давным-давно у известного во всей Италии алхимика Бернардо Поццо, был действительно необычен. Нет-нет, сама ткань не представляла никакой ценности, просто была красиво разрисована вычурными узорами его дочкой Бьянкой.

Главное заключалось не в красоте орнамента, а в том, что Бернардо, незадолго до смерти, уже наполовину обезумев в вечных бесплодных поисках философского камня, случайно изобрел светящиеся компоненты для красок. Они так загадочно переливались в темноте, что даже Бенедикт, впервые увидев этот кусок ткани, в растерянности осенил себя крестным знамением.

К сожалению, повторить эксперимент Бернардо не смог. Под конец жизни он перестал вести записи своих опытов, торопясь завершить грандиозные замыслы и полагаясь исключительно на крепкую память, которая подвела его как раз в самый неподходящий момент.

Через полгода он окончательно обезумел и вскоре скончался. Бьянка тоже умерла, а кусок ткани остался у Бенедикто, который сразу же прикинул многие выгоды, открывающиеся перед ним, если умело ею воспользоваться.

Верный принципу, что чужая вера хуже язычества и ввести ее служителей в заблуждение вовсе не грех, он по приезде на Русь поначалу думал преподнести ее царю Федору как кусок плаща святого князя Владимира Красное Солнышко, способный творить чудеса и исцелять немощных и недужных. Однако, видя, что государь чересчур крепко держится православия, изменил намерение.

Теперь этот кусок, уже в качестве обрывка плаща пророка Мухаммеда, оказался намного нужнее здесь, тем более что на самой аудиенции, воспользовавшись заблаговременно приобретенными знаниями о положении дел в Крымском ханстве, о характере, привычках, склонностях и здоровье Кызы-Гирея, иезуит подробно рассказал, на что именно лучше всего влияет святая ткань.

Оказывается, особенная целебная сила обнаруживается у нее, если человек, владеющий ею, болеет желудком или печенью. Не было такого случая, чтобы владелец сей бесценной святыни не выздоравливал.

– Надо только, – разглагольствовал иезуит, – три года и три месяца класть ее к себе под подушку, но не каждый день, а через пять ночей после полнолуния, когда ночное светило пойдет на убыль.

Хан Кызы-Гирей ни на секунду не усомнился в святости ткани, особенно после того, как вдоволь налюбовался в темноте ее таинственным и загадочным свечением. Получить такую святыню в дар было для него вдвойне радостно, поскольку он как раз страдал желудком и печенью. Иезуит знал, что говорил и о каких именно болезнях надо вести речь.

Ну а затем беседа приняла деловой оборот. Правда, поначалу крымский властитель от неожиданного предложения даже побагровел и закашлялся, решив, что купец над ним издевается. Как, виднейшие боярские мужи Руси сами приглашают своего злейшего неприятеля с могучим войском на собственные земли? Да кто может поверить такой небылице? Явная ловушка для того, чтобы окончательно разгромить силы враждебного государства, да к тому ж плохо подстроенная.

Однако иезуит, красноречивым жестом указав на толмача и выждав паузу, пока хан не удалит его из своей Совещательной комнаты, предъявил доказательства – письмо Афанасия Нагого. Вначале его вслух прочитал по-татарски старейший советник хана, единственный, кто овладел за долгие годы плена ляшским, а затем русским языками.

Затем иезуит снял с пальца и протянул ор-беги перстень, который тот тут же опознал (такие он выдавал, ведая всей ханской разведкой, своим особо доверенным людям) и важно кивнул головой Кызы-Гирею, подтверждая, что этому человеку можно верить. Однако безграничным доверием к иезуиту хан проникся лишь чуть погодя, когда тот тихим голосом, сбиваясь на шепот, раскрыл хану весь свой коварный замысел.

– Что я буду иметь? – наконец резко спросил хан, видимо, уже полностью согласившись с дерзким планом и приступив к обсуждению его подробностей.

– Дружбу, если даже я сожгу столицу? – уточнил хан.

– Но ведь с вашей стороны это будет лишь вынужденная мера. Указ нового государя Димитрия I так и объяснит все народу, а царям на Руси пока что верят.

– Каков залог искренности твоих слов? – недоверчиво спросил хан.

– Великий государь, ты волен в жизни и имуществе купцов нашего Ордена, которых я назову тебе поименно. Они у меня здесь в особом списке, – и иезуит, заранее предвидевший, что от него потребуют определенных гарантий, протянул ему свиток.

Первой в том перечне была фамилия купца Сфорца.

– А тебе их не жаль? – прищурился хан.

– Я не собираюсь нарушать своего слова, – парировал невысказанный намек в словах Кызы-Гирея иезуит.

– Хорошо, – посерьезнел хан. – Никогда не верил гяурам. Тебе верю. В первый раз. Цени.

Иезуит молча наклонил в знак благодарности голову. Хан Кызы-Гирей продолжил:

– Скоро осень, потом зима. Когда трава в степи вновь станет зеленой, мои кони поскачут на север, чтобы напиться чистой воды из русских рек.

Иезуит вздохнул облегченно. Удалось. Уговорил. Захотелось еще раз как-то заверить высокого собеседника в выгодности заключенной сейчас сделки.

– Твои кони и люди не только напьются воды из русских рек, – сказал он. – Каждый из них вернется с мешками, туго набитыми золотом и драгоценностями.

Старый татарин-сановник, переводивший все время без запинки, как-то странно посмотрел на иезуита и усмехнулся:

– Хан сказал, что его люди пьют не воду, а вино. И еще он сказал, что вам никогда нас не понять – помимо богатой добычи, есть и другое счастье – сеча, где побеждают настоящие мужчины, власть над полонянками, когда ты творишь с красивой белой женщиной все, что ни подскажет тебе твоя голова. А в походах его воинов пьянит даже не вино. Его пьют потом, празднуя победу. Пьянит запах свежепролитой крови. Запомни это, тайный посол.

Иезуит, вежливо склонив голову, чтобы не выдать негодования, вызванного презрительным тоном, которым его вздумали учить, ответил:

– Хорошо. Я непременно запомню.

Хан опять буркнул что-то и махнул рукой. Татарин перевел:

– Ты сдержанный человек. У тебя нет на лице обиды. Великий повелитель желает тебе счастливого пути. Он сдержит свое слово. А сейчас иди. Весной жди гостей.

Последние слова звучали в ушах иезуита торжественной хоральной музыкой весь остаток вечера, пока он не улегся спать, совершенно успокоенный и убежденный, что ждать ему осталось недолго.

– Через степь я, конечно, не поеду, – рассуждал он. – Лучше кружным путем, по морю, а там с купцами до самой Москвы. Главное – быть в Ярославле зимой и с помощью Афанасия Нагого договориться со всеми прочими, кто обретается в Угличе. И моя мечта сбудется, – прошептал он засыпая. – Благодарю тебя, дева Мария, за неустанную помощь своему недостойному этой милости служителю.

Уснул он быстро, как и всегда после удачного завершения важных дел.

А хан еще долго не мог заснуть в эту ночь, размышляя, не поспешил ли он в принятии столь важного решения. Наконец, вытащив из-под подушки кусок плаща великого пророка со светящимися узорами и вдоволь им налюбовавшись, сунул его обратно.

«Нет, – устраиваясь поудобнее, чтобы не потревожить утихшую в печени боль, подумал он напоследок, – я поступил правильно. Гяуры ненавидят друг друга. У них лишь название одно – христиане, а присмотреться, так они грызутся между собой, как собаки за баранью кость. Никогда этот западный купец не стал бы рисковать ни своей жизнью, ни жизнью своих соотечественников, чтобы угодить царю московитов. Значит, это не ловушка. А раз так, то кроме выгоды и славы… Нет, не так, – тут же поправил он себя. – Кроме славы и выгоды я получу еще и хорошего союзника, с которым потом можно будет еще долго ходить в походы, получая еще больше славы».

Он довольно заулыбался, пару раз дернул от избытка чувств ногой и еще раз прислушался.

«Однако ничего не болит. Значит, плащ уже действует», – сделал он вывод, окончательно впадая в благодушное настроение, и безмятежно заснул.

Сладко спали в ту ночь, пожалуй, почти все, кроме разве что ханского толмача, который, оседлав коня, ускакал куда-то под покровом южной мглы. В пути он время от времени поглядывал на яркие звезды, щедро усеявшие крымский небосвод, и шептал проклятья. Судя по всему, они предназначались в равной степени как Казы-Гирею, так и безмятежно спавшему в домике купца Франческо иезуиту, причем последнему доставалась неизмеримо большая порция.

Путь его закончился у высокой стены с узкой калиткой, в которую толмач легонько постучал условным сигналом. Видя, что никто не торопится ему открыть, он через пару минут повторил стук. Наконец калитка открылась, и спешившийся всадник шагнул за порог.

– Во имя отца и сына и святаго духа, – трижды истово перекрестился гонец. – К отцу Онуфрию я с важной вестью, – шепнул он заспанному долговязому монаху-привратнику.

С подозрением поглядывая на его татарские одежды, тот, однако, безропотно повел басурмана в узкую, мрачного вида келью, где, сидя за грубо сколоченным столом, тускло освещенным тремя свечками, что-то писал отец Онуфрий. Он, в отличие от привратника, казалось, давно ждал этого незваного странного гостя. Неспешно перекрестив вошедшего, Онуфрий глухим голосом вопросил:

– С добрыми ли вестями, Петруша?

– И вести плохи, и самому мне худо – чуют что-то во дворце, – устало отозвался вошедший.

– А что же за вести? – встревоженно осведомился хозяин кельи и повелительно махнул привратнику.

Долговязый монах, мигом сообразив, что остальная беседа не его ума дело, с низким поклоном вышел. Как только он закрыл за собой толстую дубовую дверь, Петруша, не решавшийся продолжать при свидетеле, плюхнулся на лавку.

– Казы-Гирей походом на Русь собрался. Латиняне его подговаривают. Был у хана сегодня купец, вот и…

– Да откуда ж он тут взялся? – всплеснул руками Онуфрий.

– Боле ничего не ведаю – на половине разговора меня удалили. Однако мыслю, что упредить успеем. Ранее новой весны не пойдут татары. Сушь ныне в степи – не выдюжат у них кони. А как все сызнова зацветет – непременно двинутся.

– Ах, он язычник поганый, ах, нехристь! Чтоб ему в геенне огненной гореть! – заметался из угла в угол, несмотря на свой по-прежнему благодушный вид, отец Онуфрий.

Затем, несколько успокоившись, склонился к Петруше и слегка коснулся старческими сухими губами его лба, мокрого от пота.

– Да благословит тебя господь, сынок, за то, что сумел упредить нашествие басурманское. Передохнешь?

– Некогда, – сумрачно отозвался тот. – Боюсь, спохватятся.

– Ну да ладно. Ох, не след бы тебе вовсе туда возвертаться, но что уж тут сделаешь, коли для Руси твоя службишка надобна.

Проводив его с этими словами из кельи и наказав долговязому монаху, терпеливо ожидавшему в еще более узком, нежели скудная комнатушка отца Онуфрия, коридорчике, накормить гонца и дать ему свежего коня на обратную дорогу, настоятель православного Успенского монастыря, основанного еще в VIII веке, призадумался.

Вот уже который год оказывает монастырь тайную помощь Москве. Бывали и неудачи. Порою не удавалось упредить – падали пронзенные стрелой монахи на своем долгом пути, но чаще было иное. Вовремя поспевала изустная весточка на Русь, и сколько христианских душ благодаря ей не попало в басурманский полон – одному богу известно.

Потому отец Онуфрий был твердо уверен, что посты да молитвы – дело хорошее, но весточки сии на страшном суде, скорее всего, весить будут много тяжелее. Тут он, испугавшись столь греховной мысли, трижды перекрестился, вздохнув, что се его не иначе как искушает нечистый.

Тем не менее сразу после наложения креста настоятель лукаво улыбнулся в седую бороду, представив, как будет беситься в гневе Казы-Гирей, встретив на своем пути не беззащитные русские города и села, а могучее, давно поджидающее его русское войско с пушечным боем и как оно начнет громить татарскую конницу.

Наутро из монастыря вышли два монаха с дорожными посохами в руках и небольшими холщовыми котомками за плечами, одетые в простые старенькие рясы. Где пешим ходом, а где подрядив за умеренную мзду небольшую ладью, направлялись они на поклон к святым мощам, что лежат во граде Киеве.

Так они, во всяком случае, перемежая татарскую ломаную речь с украинскими словами и подкрепляя их выразительными жестами, поясняли сторожевым крымским постам. Те, всякий раз внимательно осмотрев содержимое котомок и тщательно ощупав рясы (может, хитрые попы зашили в них серебро?), разочарованно пропускали их дальше. Несколько зачерствевших сухарей, фляжка с водой и библия их не интересовали.

Паломничество – дело понятное для любого татарина. Паломники и у них есть. Правда, бредут они в противоположную сторону, на юг, в сторону Мекки, а в остальном – то же самое.

Вот только, дойдя до полноводного Днепра, монахи почему-то не стали подниматься вверх по реке, а, переправившись через нее, подались резко вправо, в сторону Дона. Наверное, немного ошиблись с маршрутом.

По утрам первые осенние морозцы уже покрывали сухую желтую траву своими тонкими белоснежными кружевами, когда паломники прибыли в Москву – все такие же неприметные и пропыленные дальней дорогой. А вскоре их дорожные посохи дружно застучали в большие ворота годуновских хором, где странников вначале едва не вытолкал взашей надменный холоп.

Однако их настойчивость в конце концов была вознаграждена, и вскоре они уже сидели на красивой резной лавке, неторопливо рассказывая свои новости. Перед ними с задумчивым видом прохаживался Борис Федорович Годунов – царский шурин и самый влиятельный человек на Руси. Постороннему могло показаться, что он даже не слушает странников, будучи целиком погружен в собственные мысли. Но это было обманчивое впечатление. На самом деле он был так поглощен их рассказом, что его глаза, и без того темные, стали почти черного цвета, что свидетельствовало о том, как сильно он взволнован.

Известие и впрямь было достаточно тревожным. Международное положение русского государства продолжало оставаться шатким. Непрочно оно было и у самого Годунова. Много лет карабкаясь все выше и выше по дворцовым ступенькам, он только-только занял почетное место у царского трона, причем благодаря исключительно своему уму да еще удачной женитьбе на дочери царева пса и палача Малюты Скуратова, а также браку сестры Ирины с вторым сыном царя Иоанна Федором. Правда, последние два обстоятельства играли больше уравнивающую роль, прикрывая его худородство по сравнению со всеми прочими боярами.

К тому же поначалу у него было лишь одно название – царский шурин. Лишь за два года до кончины Грозного Федор стал наследником престола, а до этого его никто не принимал в расчет.

«Дурачок ты мой», «пономарь блаженный», «юродивый», «одна польза, что в колокол красиво звонить станешь, когда на престол Иоанн V Иоаннович взойдет», – примерно так отзывался о своем непутевом глуповатом сынке Иоанн Васильевич.

И лишь после смерти старшего сына Грозного Борис понял, что судьба дает ему великолепный шанс.

А к этому надо еще добавить, что супруга Федора ничьим умом так не восхищалась и никого не любила так сильно, как своего единственного братца Бориса. Знала она, что даже в самые тяжкие времена он не запятнал своих рук кровью, хотя и пробыл возле царя целых семь лет в кравчих да до того в рындах тоже проходил немалый срок.

И сейчас она тоже не могла на него нарадоваться. Потихоньку, помаленьку, но своей неуемной энергией, настойчивостью и изобретательностью он вытягивал страну из гибельной трясины неудачных войн покойного царственного безумца, в которые тот ее вверг.

– С кем еще об этом вели речь? – спросил он умолкшего монаха.

– Ни с кем, – пожал тот плечами.

«Отвечал сразу, без раздумий, и с твердостью в голосе. Значит, говорил правду», – подумал Борис.

– К кому должны были прийти, если б меня не застали?

Вопрос был каверзный, и почему-то на этот раз честно отвечать монаху не хотелось. Чтобы дать себе время на раздумье, он не спеша перекрестился и с укоризной посмотрел на боярина:

– Воля твоя – верить речам нашим али нет, только сказывали мы голимую правду, а идти, ежели тебя бы не застали, нам не к кому. В монастырь бы подались да там и дожидались бы твово приезда.

– Хорошо, – кивнул Борис Федорович. – Сегодня же вас обоих мои холопы отвезут в Чудов монастырь. Там и переждете, покуда вражьи полчища вспять не повернем. А потом я вас с богатыми дарами обратно отправлю. Да и самих не обижу.

– Благодарствую, боярин, – низко склонился перед ним один из монахов. – Да только не из-за злата-серебра сей великий путь проделали, а из-за любви к матушке Руси.

– Одно другому не мешает, – пожал плечами Годунов. – С кошелем, набитым золотом, и матушку Русь сподручнее любить, да и мысли о бренном теле от забот духовных не отвлекут. Ну да ладно. Пока идите с богом. Вас проводят.

Монахи молча поклонились и вышли. Годунов остался один. Решения он обычно принимал быстро и сейчас тоже с ним не замедлил. К тому же оно, можно сказать, сформировалось еще во время беседы с посланцами отца Онуфрия. Готовиться к встрече дорогих гостей, конечно, надо, чтоб с достоинством их поприветствовать, – и он подмигнул иконе.

– Ну что, защитим Русь и веру христианскую? – обратился он к Николаю-угоднику.

Судя по утвердительному молчанию, тот был целиком согласен с боярином.

– Ну вот и ладно, – улыбнулся Борис. Поначалу ему подумалось, что было бы неплохо отправить к крымскому хану посольство с богатыми дарами, чтобы на несколько лет оттянуть срок нападения. Уж больно не любил Годунов военные дела. Искусный дипломат, он всегда предпочитал решать дела с соседями мирным способом. К тому же, коли война, стало быть, нужны полководцы, а к чему Борису Федоровичу собственными руками отодвигать свою славу государственного мужа в тень будущего победителя?

Да и с другой стороны посмотреть – сплошной разор эта война. А добыча, завоевания – непрочно оно все. Силой землю взять можно, но уж больно легко она ускользнуть может. Нет уж, лучше всего мирком да ладком.

Но затем у него мелькнула мысль, что те же дары Казы-Гирей воспримет как должное, а то, чего доброго, и вовсе посчитает данью. Нет уж. Коли попался такой беспокойный сосед и есть возможность дать ему укорот, то не лучше ли ныне пересчитать ему все зубы ядреным русским кулаком, чтоб знал свое место под печкой да в другой раз не забывался.

К тому же и времечко для этой затеи подходящее – с ляхами да Литвой замирье, у свеев тоже забот хватает. Так что пусть идет. Встретим гостя незваного как положено.

Симон выехал в путь через несколько дней. Пришлось раскошелиться и самому – тряхнуть мошной, чтобы выглядеть в дороге самым естественным образом, изображая из себя купца с товаром из немецких земель. Да и Афанасий Федорович не подвел. Кряхтя и охая, все время шлепая губами, как бы подсчитывая стоимость перстней, колец, чаш и прочих драгоценностей, передаваемых иезуиту, Нагой извлек из своих закромов достаточное количество требуемого царским лекарем.

Впрочем, большую часть предложенного Симон наотрез отказался брать, заявив, что в пути может случиться всякое, а он не желает стать лакомой добычей для бесчисленных разбойников.

– Мне нужно только маленькое, что легко спрятать и не обременит в дороге, – пояснил он несколько обрадованному таким мудрым умозаключением боярину.

Именно поэтому основную часть даров составили золотые перстни с ярко-кровавыми лалами, таинственно-зовущими яхонтами и прочими, не менее дорогими каменьями. Чего только не было в небольшой шкатулке, в которую иезуит сложил все, что отобрал, – топазы и опалы, бирюза и жемчуг, корунды и сапфиры. Стоимость их по тогдашним меркам была не очень высока, но талантливый авантюрист хорошо знал, что главное не подарок, а умение его преподнести.

К тому же в основном они предназначались для приближенных хана, а никак не для него самого. Кызы-Гирею было заготовлено совсем другое, не столько ценное, сколько святое для сердца каждого мусульманина.

Сама поездка в столицу крымского ханства – Чуфут-Кале – была не совсем удачной для иезуита. Достаточно сказать, что трижды его грабили по дороге. Точнее, один раз, а последующие два лишь пытались, поскольку брать было практически нечего. Все товары были отняты первыми по счету разбойниками, а содержимое шкатулки хранилось в таком укромном тайнике, который так никто и не сумел обнаружить.

Именно поэтому иезуит добрался до ханской ставки уже ближе к концу лета и первую неделю, будучи совершенно измученный дорожными приключениями, просто лежал пластом в прохладной задней комнате знакомого венецианского купца Франческо Сфорца, предоставив последнему абсолютную свободу действий для поисков выхода напрямую к Кызы-Гирею.

Купец, которого орден мертвой хваткой держал за горло из-за произнесенных им в юности, лет тридцать назад, вольнодумных речей, сам был заинтересован, чтобы поскорее отвязаться от этого высокого, с продольными шрамами-морщинами на лице человека, представляющего всесильный орден Иисуса.

Может быть, именно поэтому ему удалось очень быстро завлечь в свои сети давних, хоть и шапочных, знакомцев, среди которых были многие сановники из ближайшего окружения Кызы-Гирея: и калга , и нуреддин , и, главное, op-беги Мурад, который как раз в последнее время стал в особой чести у хана.

Официальная версия, на которую в задушевных беседах с сановниками ссылался Франческо, была следующая. Некий несчастный купец, дочиста ограбленный по дороге к хану, ищет защиты и покровительства у всемогущего Кызы-Гирея и просит уделить ему самое малое время для аудиенции, на которой вручит повелителю свой священный дар – единственное, что у него осталось после грабежа, – обрывок плаща самого пророка Мухаммеда.

Этот клочок ткани, позаимствованный Бенедиктом Канчелло давным-давно у известного во всей Италии алхимика Бернардо Поццо, был действительно необычен. Нет-нет, сама ткань не представляла никакой ценности, просто была красиво разрисована вычурными узорами его дочкой Бьянкой.

Главное заключалось не в красоте орнамента, а в том, что Бернардо, незадолго до смерти, уже наполовину обезумев в вечных бесплодных поисках философского камня, случайно изобрел светящиеся компоненты для красок. Они так загадочно переливались в темноте, что даже Бенедикт, впервые увидев этот кусок ткани, в растерянности осенил себя крестным знамением.

К сожалению, повторить эксперимент Бернардо не смог. Под конец жизни он перестал вести записи своих опытов, торопясь завершить грандиозные замыслы и полагаясь исключительно на крепкую память, которая подвела его как раз в самый неподходящий момент.

Через полгода он окончательно обезумел и вскоре скончался. Бьянка тоже умерла, а кусок ткани остался у Бенедикто, который сразу же прикинул многие выгоды, открывающиеся перед ним, если умело ею воспользоваться.

Верный принципу, что чужая вера хуже язычества и ввести ее служителей в заблуждение вовсе не грех, он по приезде на Русь поначалу думал преподнести ее царю Федору как кусок плаща святого князя Владимира Красное Солнышко, способный творить чудеса и исцелять немощных и недужных. Однако, видя, что государь чересчур крепко держится православия, изменил намерение.

Теперь этот кусок, уже в качестве обрывка плаща пророка Мухаммеда, оказался намного нужнее здесь, тем более что на самой аудиенции, воспользовавшись заблаговременно приобретенными знаниями о положении дел в Крымском ханстве, о характере, привычках, склонностях и здоровье Кызы-Гирея, иезуит подробно рассказал, на что именно лучше всего влияет святая ткань.

Оказывается, особенная целебная сила обнаруживается у нее, если человек, владеющий ею, болеет желудком или печенью. Не было такого случая, чтобы владелец сей бесценной святыни не выздоравливал.

– Надо только, – разглагольствовал иезуит, – три года и три месяца класть ее к себе под подушку, но не каждый день, а через пять ночей после полнолуния, когда ночное светило пойдет на убыль.

Хан Кызы-Гирей ни на секунду не усомнился в святости ткани, особенно после того, как вдоволь налюбовался в темноте ее таинственным и загадочным свечением. Получить такую святыню в дар было для него вдвойне радостно, поскольку он как раз страдал желудком и печенью. Иезуит знал, что говорил и о каких именно болезнях надо вести речь.

Ну а затем беседа приняла деловой оборот. Правда, поначалу крымский властитель от неожиданного предложения даже побагровел и закашлялся, решив, что купец над ним издевается. Как, виднейшие боярские мужи Руси сами приглашают своего злейшего неприятеля с могучим войском на собственные земли? Да кто может поверить такой небылице? Явная ловушка для того, чтобы окончательно разгромить силы враждебного государства, да к тому ж плохо подстроенная.

Однако иезуит, красноречивым жестом указав на толмача и выждав паузу, пока хан не удалит его из своей Совещательной комнаты, предъявил доказательства – письмо Афанасия Нагого. Вначале его вслух прочитал по-татарски старейший советник хана, единственный, кто овладел за долгие годы плена ляшским, а затем русским языками.

Затем иезуит снял с пальца и протянул ор-беги перстень, который тот тут же опознал (такие он выдавал, ведая всей ханской разведкой, своим особо доверенным людям) и важно кивнул головой Кызы-Гирею, подтверждая, что этому человеку можно верить. Однако безграничным доверием к иезуиту хан проникся лишь чуть погодя, когда тот тихим голосом, сбиваясь на шепот, раскрыл хану весь свой коварный замысел.

– Что я буду иметь? – наконец резко спросил хан, видимо, уже полностью согласившись с дерзким планом и приступив к обсуждению его подробностей.

– Дружбу, если даже я сожгу столицу? – уточнил хан.

– Но ведь с вашей стороны это будет лишь вынужденная мера. Указ нового государя Димитрия I так и объяснит все народу, а царям на Руси пока что верят.

– Каков залог искренности твоих слов? – недоверчиво спросил хан.

– Великий государь, ты волен в жизни и имуществе купцов нашего Ордена, которых я назову тебе поименно. Они у меня здесь в особом списке, – и иезуит, заранее предвидевший, что от него потребуют определенных гарантий, протянул ему свиток.

Первой в том перечне была фамилия купца Сфорца.

– А тебе их не жаль? – прищурился хан.

– Я не собираюсь нарушать своего слова, – парировал невысказанный намек в словах Кызы-Гирея иезуит.

– Хорошо, – посерьезнел хан. – Никогда не верил гяурам. Тебе верю. В первый раз. Цени.

Иезуит молча наклонил в знак благодарности голову. Хан Кызы-Гирей продолжил:

– Скоро осень, потом зима. Когда трава в степи вновь станет зеленой, мои кони поскачут на север, чтобы напиться чистой воды из русских рек.

Иезуит вздохнул облегченно. Удалось. Уговорил. Захотелось еще раз как-то заверить высокого собеседника в выгодности заключенной сейчас сделки.

– Твои кони и люди не только напьются воды из русских рек, – сказал он. – Каждый из них вернется с мешками, туго набитыми золотом и драгоценностями.

Старый татарин-сановник, переводивший все время без запинки, как-то странно посмотрел на иезуита и усмехнулся:

– Хан сказал, что его люди пьют не воду, а вино. И еще он сказал, что вам никогда нас не понять – помимо богатой добычи, есть и другое счастье – сеча, где побеждают настоящие мужчины, власть над полонянками, когда ты творишь с красивой белой женщиной все, что ни подскажет тебе твоя голова. А в походах его воинов пьянит даже не вино. Его пьют потом, празднуя победу. Пьянит запах свежепролитой крови. Запомни это, тайный посол.

Иезуит, вежливо склонив голову, чтобы не выдать негодования, вызванного презрительным тоном, которым его вздумали учить, ответил:

– Хорошо. Я непременно запомню.

Хан опять буркнул что-то и махнул рукой. Татарин перевел:

– Ты сдержанный человек. У тебя нет на лице обиды. Великий повелитель желает тебе счастливого пути. Он сдержит свое слово. А сейчас иди. Весной жди гостей.

Последние слова звучали в ушах иезуита торжественной хоральной музыкой весь остаток вечера, пока он не улегся спать, совершенно успокоенный и убежденный, что ждать ему осталось недолго.

– Через степь я, конечно, не поеду, – рассуждал он. – Лучше кружным путем, по морю, а там с купцами до самой Москвы. Главное – быть в Ярославле зимой и с помощью Афанасия Нагого договориться со всеми прочими, кто обретается в Угличе. И моя мечта сбудется, – прошептал он засыпая. – Благодарю тебя, дева Мария, за неустанную помощь своему недостойному этой милости служителю.

Уснул он быстро, как и всегда после удачного завершения важных дел.

А хан еще долго не мог заснуть в эту ночь, размышляя, не поспешил ли он в принятии столь важного решения. Наконец, вытащив из-под подушки кусок плаща великого пророка со светящимися узорами и вдоволь им налюбовавшись, сунул его обратно.

«Нет, – устраиваясь поудобнее, чтобы не потревожить утихшую в печени боль, подумал он напоследок, – я поступил правильно. Гяуры ненавидят друг друга. У них лишь название одно – христиане, а присмотреться, так они грызутся между собой, как собаки за баранью кость. Никогда этот западный купец не стал бы рисковать ни своей жизнью, ни жизнью своих соотечественников, чтобы угодить царю московитов. Значит, это не ловушка. А раз так, то кроме выгоды и славы… Нет, не так, – тут же поправил он себя. – Кроме славы и выгоды я получу еще и хорошего союзника, с которым потом можно будет еще долго ходить в походы, получая еще больше славы».

Он довольно заулыбался, пару раз дернул от избытка чувств ногой и еще раз прислушался.

«Однако ничего не болит. Значит, плащ уже действует», – сделал он вывод, окончательно впадая в благодушное настроение, и безмятежно заснул.

Сладко спали в ту ночь, пожалуй, почти все, кроме разве что ханского толмача, который, оседлав коня, ускакал куда-то под покровом южной мглы. В пути он время от времени поглядывал на яркие звезды, щедро усеявшие крымский небосвод, и шептал проклятья. Судя по всему, они предназначались в равной степени как Казы-Гирею, так и безмятежно спавшему в домике купца Франческо иезуиту, причем последнему доставалась неизмеримо большая порция.

Путь его закончился у высокой стены с узкой калиткой, в которую толмач легонько постучал условным сигналом. Видя, что никто не торопится ему открыть, он через пару минут повторил стук. Наконец калитка открылась, и спешившийся всадник шагнул за порог.

– Во имя отца и сына и святаго духа, – трижды истово перекрестился гонец. – К отцу Онуфрию я с важной вестью, – шепнул он заспанному долговязому монаху-привратнику.

С подозрением поглядывая на его татарские одежды, тот, однако, безропотно повел басурмана в узкую, мрачного вида келью, где, сидя за грубо сколоченным столом, тускло освещенным тремя свечками, что-то писал отец Онуфрий. Он, в отличие от привратника, казалось, давно ждал этого незваного странного гостя. Неспешно перекрестив вошедшего, Онуфрий глухим голосом вопросил:

– С добрыми ли вестями, Петруша?

– И вести плохи, и самому мне худо – чуют что-то во дворце, – устало отозвался вошедший.

– А что же за вести? – встревоженно осведомился хозяин кельи и повелительно махнул привратнику.

Долговязый монах, мигом сообразив, что остальная беседа не его ума дело, с низким поклоном вышел. Как только он закрыл за собой толстую дубовую дверь, Петруша, не решавшийся продолжать при свидетеле, плюхнулся на лавку.

– Казы-Гирей походом на Русь собрался. Латиняне его подговаривают. Был у хана сегодня купец, вот и…

– Да откуда ж он тут взялся? – всплеснул руками Онуфрий.

– Боле ничего не ведаю – на половине разговора меня удалили. Однако мыслю, что упредить успеем. Ранее новой весны не пойдут татары. Сушь ныне в степи – не выдюжат у них кони. А как все сызнова зацветет – непременно двинутся.

– Ах, он язычник поганый, ах, нехристь! Чтоб ему в геенне огненной гореть! – заметался из угла в угол, несмотря на свой по-прежнему благодушный вид, отец Онуфрий.

Затем, несколько успокоившись, склонился к Петруше и слегка коснулся старческими сухими губами его лба, мокрого от пота.

– Да благословит тебя господь, сынок, за то, что сумел упредить нашествие басурманское. Передохнешь?

– Некогда, – сумрачно отозвался тот. – Боюсь, спохватятся.

– Ну да ладно. Ох, не след бы тебе вовсе туда возвертаться, но что уж тут сделаешь, коли для Руси твоя службишка надобна.

Проводив его с этими словами из кельи и наказав долговязому монаху, терпеливо ожидавшему в еще более узком, нежели скудная комнатушка отца Онуфрия, коридорчике, накормить гонца и дать ему свежего коня на обратную дорогу, настоятель православного Успенского монастыря, основанного еще в VIII веке, призадумался.

Вот уже который год оказывает монастырь тайную помощь Москве. Бывали и неудачи. Порою не удавалось упредить – падали пронзенные стрелой монахи на своем долгом пути, но чаще было иное. Вовремя поспевала изустная весточка на Русь, и сколько христианских душ благодаря ей не попало в басурманский полон – одному богу известно.

Потому отец Онуфрий был твердо уверен, что посты да молитвы – дело хорошее, но весточки сии на страшном суде, скорее всего, весить будут много тяжелее. Тут он, испугавшись столь греховной мысли, трижды перекрестился, вздохнув, что се его не иначе как искушает нечистый.

Тем не менее сразу после наложения креста настоятель лукаво улыбнулся в седую бороду, представив, как будет беситься в гневе Казы-Гирей, встретив на своем пути не беззащитные русские города и села, а могучее, давно поджидающее его русское войско с пушечным боем и как оно начнет громить татарскую конницу.

Наутро из монастыря вышли два монаха с дорожными посохами в руках и небольшими холщовыми котомками за плечами, одетые в простые старенькие рясы. Где пешим ходом, а где подрядив за умеренную мзду небольшую ладью, направлялись они на поклон к святым мощам, что лежат во граде Киеве.

Так они, во всяком случае, перемежая татарскую ломаную речь с украинскими словами и подкрепляя их выразительными жестами, поясняли сторожевым крымским постам. Те, всякий раз внимательно осмотрев содержимое котомок и тщательно ощупав рясы (может, хитрые попы зашили в них серебро?), разочарованно пропускали их дальше. Несколько зачерствевших сухарей, фляжка с водой и библия их не интересовали.

Паломничество – дело понятное для любого татарина. Паломники и у них есть. Правда, бредут они в противоположную сторону, на юг, в сторону Мекки, а в остальном – то же самое.

Вот только, дойдя до полноводного Днепра, монахи почему-то не стали подниматься вверх по реке, а, переправившись через нее, подались резко вправо, в сторону Дона. Наверное, немного ошиблись с маршрутом.

По утрам первые осенние морозцы уже покрывали сухую желтую траву своими тонкими белоснежными кружевами, когда паломники прибыли в Москву – все такие же неприметные и пропыленные дальней дорогой. А вскоре их дорожные посохи дружно застучали в большие ворота годуновских хором, где странников вначале едва не вытолкал взашей надменный холоп.

Однако их настойчивость в конце концов была вознаграждена, и вскоре они уже сидели на красивой резной лавке, неторопливо рассказывая свои новости. Перед ними с задумчивым видом прохаживался Борис Федорович Годунов – царский шурин и самый влиятельный человек на Руси. Постороннему могло показаться, что он даже не слушает странников, будучи целиком погружен в собственные мысли. Но это было обманчивое впечатление. На самом деле он был так поглощен их рассказом, что его глаза, и без того темные, стали почти черного цвета, что свидетельствовало о том, как сильно он взволнован.

Известие и впрямь было достаточно тревожным. Международное положение русского государства продолжало оставаться шатким. Непрочно оно было и у самого Годунова. Много лет карабкаясь все выше и выше по дворцовым ступенькам, он только-только занял почетное место у царского трона, причем благодаря исключительно своему уму да еще удачной женитьбе на дочери царева пса и палача Малюты Скуратова, а также браку сестры Ирины с вторым сыном царя Иоанна Федором. Правда, последние два обстоятельства играли больше уравнивающую роль, прикрывая его худородство по сравнению со всеми прочими боярами.

К тому же поначалу у него было лишь одно название – царский шурин. Лишь за два года до кончины Грозного Федор стал наследником престола, а до этого его никто не принимал в расчет.

«Дурачок ты мой», «пономарь блаженный», «юродивый», «одна польза, что в колокол красиво звонить станешь, когда на престол Иоанн V Иоаннович взойдет», – примерно так отзывался о своем непутевом глуповатом сынке Иоанн Васильевич.

И лишь после смерти старшего сына Грозного Борис понял, что судьба дает ему великолепный шанс.

А к этому надо еще добавить, что супруга Федора ничьим умом так не восхищалась и никого не любила так сильно, как своего единственного братца Бориса. Знала она, что даже в самые тяжкие времена он не запятнал своих рук кровью, хотя и пробыл возле царя целых семь лет в кравчих да до того в рындах тоже проходил немалый срок.

И сейчас она тоже не могла на него нарадоваться. Потихоньку, помаленьку, но своей неуемной энергией, настойчивостью и изобретательностью он вытягивал страну из гибельной трясины неудачных войн покойного царственного безумца, в которые тот ее вверг.

– С кем еще об этом вели речь? – спросил он умолкшего монаха.

– Ни с кем, – пожал тот плечами.

«Отвечал сразу, без раздумий, и с твердостью в голосе. Значит, говорил правду», – подумал Борис.

– К кому должны были прийти, если б меня не застали?

Вопрос был каверзный, и почему-то на этот раз честно отвечать монаху не хотелось. Чтобы дать себе время на раздумье, он не спеша перекрестился и с укоризной посмотрел на боярина:

– Воля твоя – верить речам нашим али нет, только сказывали мы голимую правду, а идти, ежели тебя бы не застали, нам не к кому. В монастырь бы подались да там и дожидались бы твово приезда.

– Хорошо, – кивнул Борис Федорович. – Сегодня же вас обоих мои холопы отвезут в Чудов монастырь. Там и переждете, покуда вражьи полчища вспять не повернем. А потом я вас с богатыми дарами обратно отправлю. Да и самих не обижу.

– Благодарствую, боярин, – низко склонился перед ним один из монахов. – Да только не из-за злата-серебра сей великий путь проделали, а из-за любви к матушке Руси.

– Одно другому не мешает, – пожал плечами Годунов. – С кошелем, набитым золотом, и матушку Русь сподручнее любить, да и мысли о бренном теле от забот духовных не отвлекут. Ну да ладно. Пока идите с богом. Вас проводят.

Монахи молча поклонились и вышли. Годунов остался один. Решения он обычно принимал быстро и сейчас тоже с ним не замедлил. К тому же оно, можно сказать, сформировалось еще во время беседы с посланцами отца Онуфрия. Готовиться к встрече дорогих гостей, конечно, надо, чтоб с достоинством их поприветствовать, – и он подмигнул иконе.

– Ну что, защитим Русь и веру христианскую? – обратился он к Николаю-угоднику.

Судя по утвердительному молчанию, тот был целиком согласен с боярином.

– Ну вот и ладно, – улыбнулся Борис. Поначалу ему подумалось, что было бы неплохо отправить к крымскому хану посольство с богатыми дарами, чтобы на несколько лет оттянуть срок нападения. Уж больно не любил Годунов военные дела. Искусный дипломат, он всегда предпочитал решать дела с соседями мирным способом. К тому же, коли война, стало быть, нужны полководцы, а к чему Борису Федоровичу собственными руками отодвигать свою славу государственного мужа в тень будущего победителя?

Да и с другой стороны посмотреть – сплошной разор эта война. А добыча, завоевания – непрочно оно все. Силой землю взять можно, но уж больно легко она ускользнуть может. Нет уж, лучше всего мирком да ладком.

Но затем у него мелькнула мысль, что те же дары Казы-Гирей воспримет как должное, а то, чего доброго, и вовсе посчитает данью. Нет уж. Коли попался такой беспокойный сосед и есть возможность дать ему укорот, то не лучше ли ныне пересчитать ему все зубы ядреным русским кулаком, чтоб знал свое место под печкой да в другой раз не забывался.

К тому же и времечко для этой затеи подходящее – с ляхами да Литвой замирье, у свеев тоже забот хватает. Так что пусть идет. Встретим гостя незваного как положено.

Мир был бы очень скучным местом без непознанных, мистических и сверхъестественных вещей.

На протяжении всей истории существовали артефакты, которым приписывали магические свойства, а также которые находились за гранью человеческого понимания.

В нашем обзоре 10 сверхъестественных реликвий и их необычные истории.

1. Зуб Будды

По легенде, когда Будду кремировали, то от его тела остался только левый клык. Зуб стал символом Будды, и после этого множество людей боролись за право обладания подобной реликвией. Сегодня официально зуб хранится в "Храме Зуба" на Шри-Ланке, но на протяжении веков с ним случались довольно невероятные истории. Впервые зуб Будды упоминается в качестве украшения в прическе принцессы Дантапуры в 4 веке нашей эры.

Во время эпохи колонизации португальцы, которые захватили контроль над Шри-Ланкой, сожгли зуб, объявив его ересью. При этом пепел был выброшен в океан. К счастью, сожженный зуб был подделкой, а настоящий бережно хранился в течение веков. Некоторые посетители храма утверждают, что реликвия обладает целительными свойствами.

2. Флаг фей в Данвегане

Известный клан Маклаудов в Шотландии владеет реликвией, которая передавалась из поколения в поколение. Согласно одной из легенд, этот флаг изначально принадлежал норвежскому королю Харальду Хардраду, и с ним король отправился на завоевание Великобритании в 1066 году. Когда короля убили, флаг был передан его потомкам. По другой версии, на которой настаивают сами представители Маклаудов, четвертый предводитель клана влюбился в принцессу фей, которой было запрещено выходить замуж за смертных людей. Ее отец в конце концов уступил, и принцессе было позволено провести год и один день с любимым. В течение этого времени она родила мальчика. Чтобы ее ребенок не плакал, она укрывала его волшебным одеялом, под которым ребенок сразу успокаивался. В итоге это одеяло и стало флагом клана.

Флаг якобы обладает магией, которая защитит членов клана в случае необходимости, но всего три раза. В 1490 году под этим флагом Маклауды сражались с Макдональдсами и одержали победу. В 1520 году флаг был вновь использован в бою против Макдональдсов, и вновь была одержана победа.

3. Плащ пророка Мухаммеда

Плащ, который носил пророк Мухаммед, - священная реликвия. Согласно легенде, плащ привез в Афганистан первый король современного афганского государства Ахмад Шах Дуррани. Сегодня останки царя и плащ находятся в хорошо охраняемой святыне в Кандагаре. Плащ хранится под замком, ключом от которого владеет только семья хранителей. В 1996 году плащ сделали своим символом талибы, когда мулла Омар появился с ним перед аудиторией. Тем самым он нарушил неписанный закон Ислама, который запрещал показывать плащ людям.

4. Мощи святого Иоанна Крестителя

Существует множество историй об одном из главных деятелей ранней библейской истории, а также относительно реликвий, связанных с Иоанном Крестителем. В 2010 году в ходе раскопок на острове Святого Иоанна в Болгарии была найдена небольшая урна, содержащая куски черепа, челюсти, руку и зуб. Рядом была небольшая коробка с гравировкой дня рождения святого (24 июня).

Достоверность находки подверглась критике, но эти реликвии имеют больше шансов быть настоящими, нежели все остальные, о которых известно на сегодняшний день. Когда археологи из Оксфордского университета подвергли останки радиоуглеродному анализу, выяснилось, что кости датируются первым веком нашей эры, когда Святого Иоанна обезглавили по приказу царя Ирода.

5. Животворящий Крест

Равно как и в случае с мощами святого Иоанна Крестителя, в церквях по всему миру хранится множество частей Животворящего Креста. Принято считать, что настоящая реликвия находится в Церкви Святого Креста в Иерусалиме. Помимо трех кусков дерева, которые якобы были частью креста, на котором был распят Иисус, в церки также хранятся другие реликвии, такие как две иглы из тернового венца Христа и один из гвоздей, которые использовались при распятии. Мощи были собраны Святой Еленой, ставшей известной благодаря легализации христианства.

6. Камень Судьбы

Камень Судьбы, который также называют Скунский Камень, уже давно является местом коронации правителей Шотландии. Не удивительно, что он также являлся камнем раздора между Шотландией и Англией. Сведения о том, как появился этот артефакт, давно утеряны. Согласно одной из легенд, это был камень, который использовал Иаков в качестве подушки, когда мечтал о вознесении на небеса. Также рассказывали, что к этому камню позднее причалил Ковчег.

Вероятно, что камень попал в Великобританию через Ирландию, где его использовали для подтверждения клятвы своих королей. В 840 году камень был перенесен из Скуне в Пертшир, где он стал местом объединения пиктов и скоттов. В 1292 году на камне был коронован Джон Баллиол, который был последним королем Шотландии, удостоившимся этой чести. В 1296 году Эдуард I захватил Камень Судьбы и перевез его в Вестминстерское аббатство, где он хранился в течение столетий. В 1996 году камень был возвращен в Шотландию, но некоторые убеждены, что это подделка.

7. Кортана, меч милосердия

Коронация британских монархов исторически являлась довольно сложным процессом. В Великобритании есть несколько мечей, которые используются при коронации новых монархов: Большой державный меч, Драгоценный жертвенный меч, Меч духовного правосудия, Меч мирского правосудия, а также Кортана - меч милосердия. Кортана - единственный именной меч, который получил название при коронации Генриха III в начале 13-го века. Плоское лезвие меча было укорочено, а острый конец и вовсе удален. Согласно легенде, меч впервые появился в качестве части королевских регалий при короле Джоне в 1199 году. Он получил меч в то время, когда стал графом Мортена. А первоначальным владельцем меча считается легендарный рыцарь Тристан.

8. Чаша Нантеоса

Существует несколько легенд о Чаше Нантеоса - небольшом деревянном сосуде для питья, который нашли в разрушенном временем валлийском особняке Нантеос. Много верующих считают, что Чаша Нантеоса является Святым Граалем. Первые записи о чаше появились в 1870 году, когда она была выставлена в университете Лампетера. К 1906 году чаша не только стала прочно ассоциироваться с Граалем, но также ей начали приписывать целебные свойства. Несмотря на то, что чаша (как показали исследования) была создана в эпоху средневековья, родилась новая легенда. Больным и пожилым людям давали отпить воды из чаши, и часть из них утверждали об исцелении. В июле 2014 года чаша была украдена.

9. Лиа Фэйл

Подобно Камню Судьбы (иногда эти камни даже путают), Лия Фэйл является камнем, на котором короновали древних королей Ирландии. Лиа Фэйл, который стоит на холме Тара, в течение более чем 5000 лет являлся центральной фигурой во время коронаций ирландских королей, а также торжеств, проводимых в их честь. 1,5-метровый камень несколько раз перевозили, а нынешнее месторасположение он занял в 1824 году. Согласно легенде, Лиа Фэйл был одним из четырех даров, принесенных в мир смертных племенем богини Дану. Другими дарами стали меч, копье, и котел.

10. Краеугольный камень

В перечне необычных историй нельзя не вспомнить Иерусалим. Храмовая гора является местом пересечения трех очень разных религий, в которых она считается священной. Среди особо почитаемых мест в Иерусалиме выделяется Краеугольный камень, который лег в основу Храмовой горы, также известной как Священный двор.

Согласно мусульманским верованиям, Краеугольный камень - место, где воскрес Мухаммед. Также считается, что это место возникновения всей пресной воды в мире. Мусульмане считают, что под Краеугольным камнем находится бездонная яма, где ждут своего суда души умерших. Согласно еврейских верований, это место где началось сотворение мира. Также камень является местом создания Десяти Заповедей.