Новый знакомый… В какие приключения втянет он, став её спутником в этом удивительном городе? Так ли в нём безопасно, как, возможно, считает начальник Королевской Стражи?

Думал оставить меня одну? Там, среди ночных пегасов? - Раздался сбоку от него чуть резковатый, но неожиданно весёлый голос. - А ты прав, плащ действительно скрывает очень многое. Мне, определённо, стоит познакомиться с твоим портным.

Рядом, раскинув внушительные когтистые крылья, летела Диксди. Немного замешкавшись в беседке от неожиданности и потратив время на сбор своей сумки, ей пришлось падать с высоты водопадов, сложив крылья коконом. Лишь в паре копыт от цели она резко развернула их и сбавила скорость. Это напомнило ей игру в грозовых облаках, и она с трудом не рассмеялась от этих воспоминаний.

Ну, и куда ты летишь? - Крылья странной пони двигались размеренно, с силой ударяя по воздуху, но в лунной ночи не было слышно и звука. Лишь чешуйчатый браслет казался раскалённым внутри и отсвечивал огоньками в глубине выбитых на нём символов.

Да не умею я летать! - Воскликнул единорог, ставший в её глазах ещё более диковинным, едва не потеряв способность держаться в воздухе от неожиданно возникшей рядом спутницы. И чуть тише добавил. - Разве что, медленно падать. То есть, планировать… Ох, надеюсь внизу будет, куда приземлиться.

С этими словами он посмотрел куда-то вперёд. Там, среди тёмных улиц, виднелось оранжевое зарево, совсем непохожее на тёплый и уютный свет фонарей. Зрачки Диксди сузились. Она тоже заметила огонек, и его природа показалась ей знакомой.

Там что-то не так… - Приближающееся пятно огня заполняло её глаза. Манило и приковывало к себе против её воли. Внизу, почти уже рядом, разгорался двухэтажный, кажущийся заброшенным, деревянный дом, первый этаж которого был не то сложен из камней, не то просто был декорирован ими. Вокруг уже суетились пони, таская вёдрами воду, а единороги старались не дать огню перекинуться дальше, отбирая у жадных язычков пламени всё, что было достаточно сухим. Выше, под крыльями снующих в небе пегасов, формировалась большая чёрная туча, готовая пролиться на пламя дождём. Но они не успевали… Слишком медленно туча наливалась силой и слишком быстро пламя карабкалось по деревянным частям строения.

Синяя пони сделала небольшой круг над мостовой и, выгнув крылья, сошла на землю, высекая накопытниками искры из камня. Поножи жалобно скрипнули, но выдержали удар, как и прежде. Впереди уже вставал, отряхиваясь, единорог. Его неуклюжее приземление вызвало снисходительную улыбку на её губах, но её внимание вновь приковало разгорающееся пламя. Оно покачивалось в её глазах, перетекало по каёмке радужки огненной каплей и вспыхивало в глубине тёмных зрачков.

Несколько её неуверенных шагов мимо отряхивающегося Вана гулко прозвучали в треске горящего дома.

Огонь… там везде огонь… Они не успеют… - Тихо проговорила она и задала вопрос, обращаясь не то к своему спутнику, не то к пробежавшей мимо пони. - Там ведь, никого нет? Или кто-то есть… внутри…

Казалось, она не замечала ничего, кроме этого горящего здания, пробуждающего в ней воспоминания о далёком прошлом. Едва не столкнувшись с несущей ведро воды пони, она шла к постройке под тихое, но отчётливое тиканье механизма на её бедре.

* * *

Они думали, что загнали его в угол. Сияние рогов этих стражников он видел даже сквозь стены. Этот дом и был целью странного существа с четырьмя глазами, одна пара из которых была мельче и располагалась выше другой. Она-то и позволяла различать всплески магии, несмотря на преграды, вроде камня и дерева. Вот только привлекать к себе столько внимания не входило в его планы. Когтистая и сухая лапа сжалась, хрустнув суставами. Существо, опираясь на передние конечности, скачками преодолевало узкие для него лестничные пролёты, пока не оказалось в комнате. Снаружи послышались голоса стражников. Если бы не та глупая случайность, легкое прикосновение рогом, внесшее искажения в наложенные заклинания, требующие столько усилий и энергии. Он уже не был так молод, как три сотни лет назад, но куда более хитёр и предусмотрителен.

Когти осторожно открывали ящики, приподнимали доски пола и обшаривали стены в поисках того, что неслышно звучало в темноте и звало его. Маленький кусочек от целого, за которым его послали в этот город. Суетной и полный этими жизнелюбивыми пони город, облик которых принимать было так приятно и просто.

Существо облизнулось, вспомнив, как удивлённо пискнула та кобылка с похожими на крючки полосатыми конфетками на боку, когда он схватил её когтями чуть ниже ушек и, притянув к себе, стал всматриваться в её глаза. Читать мысли, желания и главное… память.

Оно облизнулось жилистым языком снова. Эмоции были очень вкусны, а её удивление так велико, что маскировка сохранилась бы куда дольше обычного. Всё то время, пока она спала бы в той картонной упаковке, куда он её положил, стараясь не разбудить. Ведь проснись она, ему пришлось бы стать прежним. А ему этого совсем не хотелось. Но планы разрушились благодаря стараниям этих стражников.

Повелительница будет зла… повелительница будет негодовать… - Тихо прошептал он, отрывая очередной кусок пола, и радостно улыбнулся тёмным провалом пасти. - Но Сомнаморф выполнит задачу. Он не повторит ошибки. Кусочек должен быть здесь… маленький кусочек для большой вещицы Повелительницы.

Он шептал, осторожно вытаскивая из углубления небольшой потёртый мешочек, ткань которого хоть и была старой, но казалась очень прочной. Позади раздался скрип половицы, и морда существа на гибкой, чуть вытянутой шее обернулась, попеременно мигнув двумя парами алеющих глаз.

Чем бы ты ни было! Оставайся на месте, во имя принцессы Селестии, ты арестовано! - Упреждающая вспышка сорвалась с рога возникшего в проёме стражника и скользнула по плечу существа, словно перевитого шевелящимися тросами с ног до головы. Раздалось шипение, и похожая на копну темного сена грива ощерилась острыми иглами. Один резкий прыжок и когти почти сжались на голове стражника, но так и не прикоснулись к нему, наткнувшись на неожиданно возникшую преграду. - Капитан был прав… тебе нужно прикоснуться, да? Хочешь стать мной и покинуть этот дом, верно?

Стражник тяжёло дышал, но созданный им щит удерживал лапы существа от его головы. Оно пристально вглядывалось в него, словно пытаясь рассмотреть его изнутри. Проникнуть в мысли, ощутить эмоции. Выпить их все без остатка.

Незадолго до этого они нашли Кэнди Хувс, брошенную в переулке. Она казалась измотанной и лишённой любой эмоции настолько, что была лишь тусклым подобием жизнерадостной пони. От неё стражники и узнали, что произошло.

Оно медленно становилось мною… это так отвратительно… я улыбалась самой себе, но её глаза… нет, я не могу. - Она отрешённо смотрела в сторону всё время, пока медики искали другие, возможные раны.

Теперь стражник понимал, что ей довелось ощутить. Сухое, кажущееся древесным, дыхание доносилось до его мордочки. Сильные лапы давили на щит с такой силой, что пот градом лил со лба, замутняя зрение единорогу.

- Маг. Щит… сдайся … - Вкрадчиво произнесло существо, но стражник даже не мог отрицательно мотнуть головой, боясь потерять и так ускользающую концентрацию. - Сдайся. Я уйду. Ты проснешься… потом .

Капитааан! Второй этаж… скорее! - Ощутив ослабевшую хватку, выкрикнул стражник, и мир закрутился перед ним каруселью стен, пола и ступеней лестницы. Плечом он врезался во что-то мягкое, и в глазах потемнело. Сбоку послышалось злобное шипение, и в нос ударил терпкий запах гари.

* * *

Не знаю. Тут, вроде, всё неплохо организовано, и, быть может, помощь тут и не нужна. - Вороной оглядывался по сторонам. Что-то внутри него необъяснимо боялось огня. Точнее даже, не самой возможности обжечься, сколько пробуждения ощущения, которые ему не хотелось переживать снова. Но не то стон, не то вскрик, донёсшийся из верхнего окна дома, вырвал Вана из раздумий. - Диксди! Если что, вытряхни тучу туда, откуда я тебе крикну. Пегасы новую соберут, им не впервой…

Макнув плащ в ведро с водой, оставленное пони, он накинул его на себя и облился водой сам. Изумлённая пони морковного цвета лишь проводила жеребца взглядом, когда он сунул ей в копыта пустое ведро и ринулся в двери дома.

Фиолетовогривой пони оставалось лишь легонько качнуть крыльями на его слова. Огонь не пугал её. Он находил отклик глубоко в её сердце, немного манил. Не так, как это делал огонек свечи или пламя очага, за которыми было интересно наблюдать. Даже не как масляные фонари её дома, которые чадили и покрывали стены занятными узорами, в которых можно было угадывать разные картинки. Нет, это было большое пламя, заслоняющее собой небо и раскидывающее позади себя дымный плащ, полы которого вздымались к небесам.

Но… я не умею разбивать тучи! Я пройду через них, как камень через туман.

Но он уже не слышал её.

Дом встретил вороного жаром горящих стен, алые язычки пламени выгрызали чёрные пятна в обоях и заставляли дерево чернеть и покрываться красными узорами. Балки угрожающе трещали, но ещё удерживали тяжесть пола верхних этажей. Сделав несколько шагов, он споткнулся об лежащего на тлеющем ковре стражника.

В доме ещё есть кто? - С трудом растолкав единорога, спросил вороной, но тот только кашлял и пытался показать куда-то наверх копытом. Убедившись, что стражника встретили на выходе пони, в копыта которых он его передал, Ван стал подниматься на второй этаж. Ветер из разбитых окон то раздувал пламя, то заставлял его стелиться по стенам, отчего копыта встретил почти нетронутый огнём пол. Плащ высыхал, некогда мокрая подкладка стала пропускать едкий запах тлеющих ковра и обоев. - Эй, тут есть кто? Лестница пока ещё цела, я провожу… Эй?

Нетерпеливо потоптавшись на месте, она сделала несколько шагов к дому, потом отошла и стала крутить мордочкой, стараясь рассмотреть в окнах силуэт единорога. Но, там везде был только огонь. Он звал и манил, делая вокруг всё таким вязким и медленным. Время растягивалось, даже торопящиеся с вёдрами пони выглядели так, будто вяло прогуливались по улице.

Ну вот куда он… - Как-то жалобно выдохнула Диксди, избавляясь от наваждения. Взмахнув крыльями, она оторвалась от земли. Снизу поднимались клубы дыма, смешиваясь с паром от выливаемой в пламя воды. У пролетающих мимо пегасов слезились глаза, а сажа оставляла тёмные полосы на крыльях. Занятые своим делом, они не обращали внимания на нового летуна, появившегося в небе, и, воспользовавшись этим, она стала маневрировать вокруг дома, стараясь держаться подальше от полыхающих стен и поближе к окнам. - Отзовись!

В ответ раздался заглушённый рёвом пожара вскрик, и часть крыши прогнулась, обваливаясь вовнутрь. Получивший свежую порцию воздуха пожар с удвоенной силой стал вгрызаться в дом, наполняя проёмы окон своими огненными цветами. Лестница скрипнула и обрушилась вниз, отрезав вороному последний путь к отступлению. Дым терзал его грудь, заставляя кашлять с каждым вздохом. Под плащом, вцепившись в шкурку когтями, дрожал кот, которого случайно удалось обнаружить Вану, собиравшемуся уже покинуть этаж. Мохнатый клубок рухнул на него откуда-то сверху с жалобным мяуканьем, едва не перепугав единорога. Если бы не это неожиданное появление, возможно, обуглившиеся стропила и черепица, взрывающаяся мелкой шрапнелью, упали бы прямо на него. Прямо над ним раскинулось такое холодное и звёздное небо, такое недоступное и одновременно близкое…

Диксди… я… тут… кхе… - Вороного окружило щупальце дыма, заставив пошатнуться, и он едва не упал в окружающий его огонь. Уже почти теряя сознание, он вдруг ощутил необычно сильный порыв ветра и поднял слезящиеся глаза вверх.

В воздухе что-то засвистело, и в пролом на крыше ворвался небольшой смерч, разметавший сгустившийся дым и прижавший пламя к полу. Вцепившись в ещё целые балки, но уже источающие тонкие струйки дымка, над Ваном появилась необычная синяя пони. В мрачном зареве пожара она походила на жуткую летучую мышь, которая перебирала когтями, оставляя на дереве глубокие царапины. Она что-то беззвучно крикнула, и единорога подхватили осторожные объятья телекинеза. Чуть выше копыта вороного обвился покрытый шипами хвост и подтянул выше. В треске пламени раздался монотонный звук часового механизма, который с каждой секундой ускорялся, словно сходил с ума, и к едкому запаху гари добавился привкус ржавчины и каменной пыли.

Я… - Донеслось до Вана, прежде чем синяя пони рывком вышвырнула его на улицу через пролом в крыше.

Четыре алых глаза встретились с янтарными глазками пони, и искажённая тень пропала в пламени, словно мираж. Диксди мигнула, пытаясь прогнать слёзы, но в дальнем углу дома уже никого не было. Отцепив когти, она изогнулась и выскользнула вслед за единорогом.

Телекинез отпустил единорога в полуметре от земли. За спиной раздался грохот рушащихся стен, под предостерегающие крики единорогов. Небеса откликнулись гулом рассекшей воздух молнии, и на землю упали первые тяжёлые капли ливня. Облака пара стали подниматься от пожарища, и огню пришлось признать своё поражение, несмотря на отчаянные попытки спрятаться и затаиться в останках строения.

Неподалеку послышался звук падающих доспехов. Диксди лежала на мостовой, раскинув в стороны крылья. Ловя капли дождя, они испаряли воду, не желая намокать. С циферблата на бедре сочился оранжевый шлейф дыма или пыли, наполняя воздух кислым привкусом металла. Ливень тщётно пытался остудить её передние копыта, от которых поднимался пар, а шерстка вокруг амулетов казалась чёрной и тлела.

- Я… жизнь амулетов. Жизнь… осколков прошлого. Предназначение… отдать… ради… быть, механизмом. Время … - Глаза Демикорна были совершенно чёрными. По их кажущейся шершавой поверхности, не задерживаясь, стекали капли дождя, падая на мостовую, жёсткости которой она, кажется, не ощущала. - Они не… правы… я… не такая. Время …

Механизм стал замедлять свой ход. Её глаза закрылись, и дыхание стало ровнее.

* * *

Стражник потерял сознание и был бесполезен. Сомнаморф втянул длинный язык и спихнул жеребца с лестницы вниз, решив, что это, как минимум, задержит преследователей. В лапе приятно ощущались грани обломка, а его тихая песня ласкала его уши. И ему пришла пора покинуть этот город, он и так слишком долго пробыл на его улицах, раз его смогли вычислить.

Старые приёмы никогда не подводят, верно, Повелительница? - Обратился он к звёздному небу. Тихо рассмеявшись сухим трескучим смехом, он опрокинул масляные лампы. Горьковатая горючая жидкость пятнами растекалась на полу, и он едва не поскользнулся на одном из них, поминая всех причастных к Эпохе Хаоса, включая его правителя. - В этот раз нам не помешают, ведь так? Тот глупый настырный пегасишка [см. Живая книга Кантерлота] не дал забрать то, зачем я пришёл. Глупый, глупый пегасишка. Мне пришлось искать сотни лет, сотни лет быть среди этих никчемных книг.

Существо шипело и плевалось, вспоминая свои злоключения, пока перед глазами не вспыхнул огонёк, отразившись в четырёх зрачках.

Масло вспыхнуло, и пламя весело поскакало из лужи в лужу, превращая их в огненные кубышки.

Теперь они ничего не найдут. Совсем ниче… - Существо дернулось, поняв, что больше не ощущает присутствия осколка в лапе. Он выпал из истлевшего мешочка, пока сомнаморф причитал и поливал стены маслом. Пасть беззвучно распахнулась и лапа с треском оставила вмятину на стене. Чей-то портрет упал на пол, и в свете пламени показалась фотография под стеклом в тонкой рамке. Два пони и небольшая единорожка голубого цвета с задорным блеском в глазах. - Рассстяпа… Повелительница будет зла на сомнаморфа. Сомнаморфу будет больно… он не хочет боли, он хочет осколок… Он найдёт, что хочет.

Но пламя неумолимо поглощало сухое старое дерево, добиралось до фотографии и уже старательно облизывало ножки мебели.

По лестнице раздались осторожные шаги, и существо вжалось в угол, пристально всматриваясь в застилающий проём дым. Высокий и поджарый единорог медленно поднимался наверх, оглядываясь по сторонам и зовя кого-то живого. Сомноморф с досадой подумал об упёртом стражнике и уже было потянул лапы к новому донору внешности и эмоций, как дом пошатнулся и, между ним и так близко стоящим пони обрушилась горящая балка. Существо скривилось и скрылось в коридоре. Становилось жарко. От гривы валил дымок, и иглы становились хрупкими и ломкими.

Дверь, за ней другая, поворот, еще одна лужица горящего масла. Вот комната, в которой мог быть утерянный предмет.

Лапа протянулась к ручке двери и почти сжала её, когда порыв ветра распахнул её и ударил существо прямо по морде. В коридор ворвался ветер, прибивший пламя к полу и швырнувший в четыре алых глаза горсть искр с пеплом. Через пролом в крыше в дом влетело существо, которое он когда-то видел. Или ему казалось, что видел. Словно воспоминания одной пони, облик которой пришлось принять незадолго до появления в Кантерлоте. Глаза угловатой твари прищурились и через стену огня вгляделись в странную гостью. Алые и янтарные глаза встретились, но миг спустя их разделило пламя и поднявшийся от загоревшегося ковра дым. Ворс тлел и щёлкал, вспухая от жара. Темные и угловатые лапы, увитые жгутами, медленно ступали по ковру и остановились перед чем-то лежащим на полу. Крохотный предмет с красным камешком блестел едва заметной искоркой среди пожара. Когти сомкнулись на нём…

* * *

Единорог лежал на земле, стараясь отдышаться удивительно чистым и свежим утренним воздухом, слегка пьянящим после жуткого дыма. Бывать в таких передрягах ему было не впервой, и некоторые знания о первой помощи у него были. Но помогли бы они его спутнице или только навредили бы - этого он не знал. Он медленно побрёл в сторону лежащей пони. Магия в роге отозвалась болью, и Ван понял, что оттащить её с мостовой у него нет сил. Он просто свернул плащ и подложил его под голову синей пони, вслушиваясь в её размеренное дыхание.

Диксди? - Осторожно позвал её вороной, но молчание было ответом.

Дом, несмотря на ливень и старания пони, догорал, оставляя на соседних домах чёрные подпалины. Кто-то суетливо разбирал обломки, стараясь найти что-то ценное, сохранить и передать это хозяевам дома. «Наверное, они расстроятся, обнаружив, что дома больше нет»-подумалось Вану, и эта мысль внезапно огорчила его. Ему вспомнился пустой дом, в который он пришёл, считая, что покинул его несколько дней назад. Пыль на стенах, перевёрнутая мебель, выбитые ветром окна. Никто из живущих рядом не знал его. Никто не помнил, кто жил тут раньше. Тот день…

В сумке… там… серебристый шарик… - Тихо раздался голос пони. Пахло тронутой огнём тканью. Запах был непривычный и чуждый, отчего Диксди фыркнула, попытавшись приподняться. Передние копыта заныли, и она лишь осторожно осмотрелась. Пожар уже погас и теперь источал клубы пара со сладковатым ароматом горелого дерева. Рядом послышался обеспокоенный голос единорога и его тихие шаги. Она продолжила, заметив его тень рядом. - Разбей его рядом… со мной… пожалуйста.

Значит, трюк с крыльями удался, и они выбрались. Столь часто используя их таким образом в горах и при изучении форта, она боялась, что хрупкое дерево не выдержит её и вороного веса.

Ты сам… в порядке? - Она сглотнула, ощущая, как тело ноет и слушается с трудом. Прикрыв глаза, она стала наслаждаться прохладой, такой приятной после жаркого и сухого воздуха пожара.

Ничего страшного. - Ван рылся в сумке, удивляясь тому количеству вещей, которые туда были запиханы. Тома, свёртки, свитки, какие-то предметы, один вид которых был довольно мрачен, а предназначение, и вовсе, оставалось загадкой. - Шёрстку немного опалил и наглотался дыма. А вот с тобой что? Твои артефакты. Они словно раскалились, даже дождь испарялся, едва касаясь их поверхности. Не говорю уже о твоих крыльях.

Кот увивался рядом, нисколько не помогая поискам, а даже, напротив, мешая и постоянно пытаясь залезть внутрь. В конце концов, его согнали с сумки, и он уселся рядом, обиженно рассматривая своего спасителя. Перепончатокрылая натянуто улыбнулась, рассматривая, как вороной роется в поклаже, пытаясь отыскать нужное. Его ответ порадовал её, и она приободрилась. Вот только копыта. Их словно стягивали обручи, отдаваясь резкой болью, едва она попыталась встать.

Это хорошо… - Прикусив губу, она оперлась на обожжённое копыто. - Со мной… всё нормально.

Дымчатогривый, наконец, нашёл несколько серебристых шариков и, поднеся один из них к поняше, осторожно раздавил копытом на земле рядом с нею. Шарик тихо щёлкнул и рассыпался золотистой пылью, облачко которой зависло над землей, игнорируя ветер и редкие капли заканчивающегося дождя. Синяя пони сморщилась, когда амулеты снова загорелись, удерживая телекинезом золотистые крупицы, придавая им форму сферы. Помедлив, она зажмурилась и сунула копыта в зависшую над землей пыль. Под тихий вскрик амулеты расстегнулись и со звоном упали на землю вместе с кучкой пепла, в которое обратилось облачко. Чуть выше копыт на темно-синей шкурке остались тёмные полосы ожогов.

Оооууф… Теперь несколько дней без телекинеза. - Несмотря на сказанное, голос звучал куда бодрее, чем прежде. - Они были созданы для управления предметами, а не…

Она запнулась и, прихрамывая, подошла к сумке, сложив в неё браслеты телекинеза, ставшие безвольными кусками металла. Порывшись в ней немного, она достала флакон, напоминающий бутылку снадобий от Зекоры, но, покрутив его в копытцах, положила обратно, словно передумав.

Они все опасны… Селестия была права, встретив меня так холодно. - Как-то глухо и задумчиво добавила она. Повернувшись к своему спутнику, она протянула кусочек ткани, удерживая его когтём крыла. Она довольно ловко управлялась крыльями, делая из них вторую пару конечностей, которыми можно было что-то брать или удерживать. Правда для этого ей требовались оба крыла, чтобы взять один предмет.

Я расцарапала тебе шипами ногу. Мой хвост не такой мягкий, как кисточка. А я не пегас, чтобы выбивать из тучи дождь… я не могу стоять на тучах ночью. Я не знала, что делать, когда всё вокруг стало рушиться… на миг я не знала, кто я, и почему вокруг никого нет… - Внезапно стала оправдываться синяя пони, продолжая держать в крыльях кусок ткани. - Я боялась, что всё повторится снова. Я не хочу, чтобы всё повторялось… снова повторялось…

Она опустила голову.

Амулеты целы. Это хорошо, что они целы…

Единорог озадаченно смотрел на неё, решая, что делать и что сказать. Только что она выдернула его из пламени усилиями, которые явно не были присущи простой пони. И вот она вдруг всхлипывает, стоя под заканчивающимся дождём.

Ладно. Должен признаться, мне хотелось покрасоваться перед тобой и вызвать восхищение. Нет, я бы, конечно, всё равно проверил дом, ведь моё чутьё меня не обмануло… - Он кивнул в сторону моющегося кота, и тот посмотрел в ответ осуждающим взглядом. Впервые она встретилась с тем, кто хотел произвести на неё впечатление. Привыкшая к жизни, где все приходилось рассчитывать заранее, и необдуманные решения могли привести к негативным последствиям, она не знала, что и сказать. Пони почувствовала себя неудобно. Его поступок был безрассудным, но сказать вслух это она не хотела. - А нога… такие мелкие царапины скоро пройдут. Аликорны - довольно живучие существа.

Диксди сделала шаг назад.

Аликорн… - Повторила она, оглядев своего нового знакомого. - Ты… Аликорн?

На мордочке фиолетовогривой смешались изумление и одновременно что-то, неуловимое и холодное.

Ты видела принцессу? И говорила с нею? - Попытался сменить тему Ван, вспомнив, что она упомянула имя правительницы Эквестрии. Она вздохнула и опустила ушки. Из сумки она вытащила копытом небольшой шарик с узором из лепестков. В отличие от всех прочих амулетов, он казался новым или просто отполированным до блеска постоянным использованием, словно его часто доставали и крутили в копытцах. Узор из лепестков повторялся, лишь в одном месте имея пиктограмму в виде ноты или чего-то очень похожего. Диксди поставила его перед Ваном.

Слушай…

Копыто прикоснулось к шарику, и тот раскрылся металлическими лепестками, словно кубышка. Раздался голос, несомненно, принадлежащий принцессе Селестии, и в нем звучала повелевающая нотка. Вороной слушал запись в начале с сомнением, затем с недоумением и под конец - с трудом скрывая волнение от услышанного. Всегда мягкая и добрая принцесса говорила жестокие слова, смягчившись лишь под конец, когда в защиту той, кого она назвала демикорном, вступилась её младшая сестра Луна. Но тот, другой голос, что звучал на фоне десятков сотен часовых механизмов, которые раздавались под треск, будто стены покрывала корка льда. Странный голос, слова которого с трудом было разобрать, не принадлежал синей пони. Голос был древним, уставшим и, одновременно, величественным. В нём сквозил холод, и ощущалась сталь. «Ночь - твои владения, Луна. Если ты готова взять на себя этот груз, я не буду препятствовать» . Тяжелый вздох прервал фразу принцессы и воспроизводящий запись шарик-цветок чуть наклонился: «Уходи. Ради сестры, я позволю остаться тебе в своих владениях, но я буду первой, кто будет на твоем пути, если прошлое проснется в тебе. А оно проснется… оно вковано в твой рог, оно наполняет твои амулеты, и когда это случится, я буду желать только твоего одиночества. Чтобы никто… никто не разделил с тобой твою судьбу. Ты вольна делать все, что хочешь. Можешь идти, куда хочешь. Эквестрия большая, но я буду всегда оберегать её и свою сестру от тебя. Запомни это и уходи…»

Металлический цветок щёлкнул и, сложившись, снова обрёл форму шарика с узором из лепестков. Он лежал на серой мостовой радостным блестящим кругляшом, и Диксди не торопилась его забирать. Лишь смотрела вниз с поникшей головой.

Я думала… если другие отнеслись ко мне хорошо, то аликорны, в честь которых был построен форт… они… Но это оказалось не так. Совсем не так. Когда в зале вспыхнул тот обжигающий солнечный свет, я потерялась. Я кричала, но за меня говорили они, оставившие форт и меня в нём среди холодных гор. Среди брошенных артефактов. Среди статуй и книг, в которых не было ответов на главный вопрос. А когда они замолчали, Светлокрылая смотрела на меня с ужасом и горечью в своих красивых глазах. Словно… - Синяя пони подбирала слова смотря по сторонам. - Словно я её ночной кошмар, который она смогла забыть и не хотела вспоминать. Я демикорн, Ван! Но я не механизм для артефактов, я не могу им быть… я не хочу…

Она оставила металлический шарик рядом с задумчиво замершим Ваном, услышавшим то, чего он не ожидал услышать никогда. Демикорн, подняв сумку, медленно хромая, пошла прочь. Вороной корил себя за то, что так неосторожно проговорился о том, в чём сам не был до конца уверен. Что если она подумает, что раз так случилось с Селестией, то и он…

Диксди… ты забыла свой… артефакт. - Тускло проговорил он и (не без радости) заметил, что она остановилась. Ночь плавно переходила в утро, и ночное небо светлело, предвкушая появление на небосклоне яркого светила. В этом предрассветном полумраке сверкнули янтарные глаза обернувшейся пони.

Ты слышал… Это была последняя запись, которую можно было сделать на этот предмет. Я хотела… чтобы это было памятью о светлой и долгожданной встрече. Но такую память, как эта, сложно держать рядом. Она права. Я не смогу расстаться с артефактом или уничтожить его. Чем дольше я с ним, тем сильнее между нами незримая цепь. А этот… - Она замолчала.

* * *

Иди сюда, Малышка. У меня для тебя подарок. - Мягкий голос раздался из боковой комнаты, где послышались шуршание крыльев и звон стальных цепей. В коридоре разлилось мягкое свечение, и мерцающая тёплым белым светом демикорн вошла в комнату. - Ну же, соня, ты проспишь свой день рождения.

Брайтлайт… наставница Брайтлайт! - Синие копытца обхватили склонившуюся пони, и та весело рассмеялась, пытаясь снять с себя жеребёнка. Наконец, ей это удалось, и малышка села напротив, нетерпеливо перебирая копытцами. - А какой подарок? Это амулет? Это цепочка, как у вас, наставница? Что это?

Хартгеар. Ты помнишь его? Он приходил в гости, когда ты училась летать. - Брайтлайт с любопытством смотрела, как задумчивость на мордочке жеребенка сменяется радостью. - Конечно, помнишь, ты едва не замучила его, придумывая новые и новые игры.

Хартгеар снова приехал? - Жеребенок выскочила из комнаты, и фиолетовая кисточка мелькала в проёме двери каждый раз, когда она пробегала мимо неё, заглядывая в каждый угол и каждую дверь, даже если там был тупик или лежал сброшенный в кучу хлам. - Брайтлааааййт… его тут нет. Нигде нет.

Светящаяся Демикорн вздохнула и, вынув из набедренной сумки шарик, положила его на кровать. Тихо щелкнуло по нему копытце, нажав на кругляшок со знаком нотки.

- «Привет, кисточка! Прости, я не смогу приехать в этот раз. У нас дела, и когда ты подрастёшь, то поймёшь, насколько они важные. Но это не значит, что ты не услышишь, как я рад, что ты стала взрослее и получила свой собственный артефакт! Ты ведь получишь его?» .

Даааа… - Синяя мордочка высунулась из-за арки двери и удивлённо рассматривала комнату. В ней не было никого, кроме наставницы и странного цветка, что лежал на смятой ткани покрывала. - Хартгеар, а ты где?

- «Так и знал, что ты скажешь «да» и наверняка задашься вопросом, где я. Увы, ты слышишь лишь мой голос. Эта штука - звукорб. Ну, или называй его, как хочешь. Он запишет сказанное тобой или кем-то, кто будет рядом. А потом, ты сможешь услышать это снова. Правда … - Голос замялся, и лепестки чуть сложились, словно имитируя растерянность того, кто наговорил запись. - Предыдущая запись сотрётся. Ничего, если ты ничего не понимаешь из сказанного. Брайтлайт научит тебя. С днём рождения, кисточка!» .

Хартгеар стал… шааааариком. - Жеребёнок изумлённо и чуть испуганно смотрела на сложившийся в шарик цветок. - Наставница, пусть он станет прежним.

Малышка, это просто запись. Но ты всегда сможешь услышать её снова, просто нажми вот сюда. - Шарик снова раскрылся, но уже в копытцах синей жеребёнка, и запись зазвучала снова. Она слушала знакомый голос, и в поверхности шарика отражались широко распахнутые янтарные глазки.

- С днём рождения, кисточка… с днём рождения, кисточка … - Тихо звучало из спальни. Брайтлайт задержалась на минуту и вошла внутрь. В копытцах спящего жеребёнка блестел металлический цветок, повторяя одну и ту же фразу. Демикорн улыбнулась и прикосновением выключила шарик. Жеребёнок мягко перебирала копытцами во сне, словно пытаясь обнять кого-то.

Хартгеар… не уходи, поиграем ещё немного, Хартгеар… - Тихо проговорила она

во сне, и покрывало мягко накрыло её, светясь звездным светом.

Спи, он обязательно приедет снова. - Светящиеся губы легонько прикоснулись ко лбу жеребёнка.

Мягкое утро было расколото громким и горьким плачем, что заставил встрепенуться наставницу и оказаться в комнате раньше других. На смятом покрывале сидела маленькая Демикорн и, крутя в копытцах металлический цветок, рыдала в голос, роняя на лепестки крупные слёзы.

Хартгеар молчит… он больше не говорит. Совсем не говорит. Я хочу, чтобы он говорил… - Она шмыгнула синим носиком и с надеждой взглянула на Брайтлайт. Но вместо неё заговорила высокая тёмная демикорн ржавого цвета, появившаяся позади наставницы. Под её холодным и презрительным взглядом малышка замерла и лишь тихонько всхлипывала. - Я… я…

Ты просто стёрла его во сне, перебирая шарик в копытцах. Поняла? Ты не услышишь его больше из этой безделушки. - Грубо проговорила тёмная и, оставив на косяке царапины хвостом, вышла.

Не плачь, он приедет, и ты увидишь и услышишь его. Ну же! Не надо, не плачь… - Брайтлайт успокаивающе обняла жеребёнка. Из шарика, и вправду, доносилось только шипение. И ещё один звук, что заставил наставницу выйти в коридор и догнать ржавого демикорна.

Это была ты, ведь так? - Сухо произнесла Брайтлайт. - Зачем? Зачем было стирать послание?

Она слишком привязывается. Это вредно в её возрасте. Пусть забудет его. Так будет проще, если что-то случится. - Голос той звучал властно и жестко, словно его обладательнице приходилось чаще командовать, чем получать приказы. - Я повторюсь, ты слишком мягка с нею.

А ты… слишком жестока. Она корит себя за то, что «убила голос» . А на деле ты просто взяла и… - На миг казалось, что светящаяся демикорн потеряет выдержку и скажет что-то грубое, но она лишь выдохнула и тихо добавила. - И испортила ей праздник. Она не взрослый демикорн. Даже не подросток. Ей хочется справлять день рождения, ощущать радость. В конце концов, она моя воспитанница…

Последнее было сказано тоном, от которого ржавого цвета пони обернулась и встретилась с взглядом, которого давно не видела в этой всегда доброй и ласковой наставнице. Даже тогда, когда той вживляли артефакты в крыло, исправляя серьёзные повреждения после падения на скалы в шторм.

Ты - младшее поколение. - Проговорила она, приблизившись к мерцающей светом мордочке. - Не забывай этого.

А ты - пережиток прошлого. - Парировала та, приоткрыв крыло, часть которого была покрыта вкованными в него артефактами, которые плавно переходили в искусственные рёбра жёсткости, поддерживающие изорванную перепонку. - Я…

Поступай, как знаешь… - Демикорн отвернулась от наставницы и покинула помещение, грубо захлопнув дверь. Её тяжёлые шаги еще долго слышались за дверью, звуча эхом в узких проходах, пронизывающих скалу. Наставница оперлась на стену и устало сложила крылья. Ей не хотелось признавать правоту этой грубой воительницы, и уж тем более - мириться с её методами. Из комнаты доносилось хныканье, становясь всё тише и тише. Она вернулась и долго смотрела, как жеребенок всхлипывает и крутит в копытцах шарик, всё еще пытаясь вернуть голос назад.

* * *

Выброси его. Или разбей. Придумай что-нибудь. Сказанного я и так не забуду, но не хочу слышать её слова снова. - Она замялась, стоя на мостовой. - Аликорн… значит…

Пф… аликорн. - В голосе единорога послышалась досада. Он накинул на себя ставший куда менее красивым и чистым плащ и положил во внутренний кармашек диковинный шарик. Отчего-то ему не хотелось выполнять пожелание этой странной пони. По крайней мере, сразу. - Одно название. И то лишь потому, что есть и крылья, и рог. У тебя, в твоём форте, много было статуй, выглядящих так же, как… я?

Ни одной. - Диксди смутилась, понимая, что её спутнику сравнение вовсе не показалось лестным, а то, и вовсе, обидным. - Все они были похожи на Светлокрылую. Разные, порой даже украшенные серебром и зеленоватой медью. Такие… величественные, красивые и недостижимые. Хотя, у многих крылья осыпались, и я не уверена. Может быть, среди них были и такие крылья.

Крылья… все так реагируют на крылья. Да что в них толку, если они даже не помогают летать. Ты ведь видела. Хотя планировать с высоты удобно, не буду этого отрицать. - В голосе чувствовалась нотка сомнения, словно вороной с радостью бы не имел этой возможности, равно как и необходимости совершать такие прыжки вовсе. - Но в сочетании с рогом…

Диксди невольно вспомнила, что, увидев её рог и крылья, та радужная пегасочка из Академии Вандерболтов тоже задала вопрос, не аликорн ли она. Тогда она не обратила на это внимания.

Ого, да нас уже трое… - Решив отвлечь пони от размышлений, Ван указал на увязавшегося с ними кота. - Похоже, мы ему понравились. Что же до принцессы…

Вороному вспомнилась их первая встреча. Настороженность и недоверие обеих сторон в первые дни, опека и попытки освоится с новыми умениями в последующие, впрочем, оказавшиеся не слишком успешными. Даже узнав, в общих чертах, каким образом ему достался этот облик, принцесса не высказала негодования или неприязни. Скорее она проявила любопытство, даже интерес. Ещё раз вспомнив её голос из шарика, Ван подумал, что впервые слышал её такой несдержанной. Хотя, возможно причина была в другом…

Может быть, дело в её личной неприязни? Ведь ты говорила, что остальные встретили тебя ну… лишь удивлением. Или, быть может, дело в твоей привязанности к артефактам, которая кажется ей такой же неестественной, как… - Единорог запнулся, вспомнив, как осуждающе качала головой принцесса, застав его за изучением книг с заклинаниями, использующими не привычную магию единорога, а того, что окружает его. После того момента его каждый день заставляли пользоваться рогом, но результатом было лишь возвращение телекинеза и некоторых других простеньких заклинаний, едва ли достойных единорога. В итоге, это привело к желанию избегать лишних встреч во дворце. Не считая ещё одной причины, о которой он предпочитал не думать. - Мне кажется, она ошибается. Ведь ты подарила один из амулетов едва знакомому пони, а с другим рассталась только что. Как по мне, это лучше доказательство, что не они, а ты управляешь ими.

Она молчала. Слова были добрыми, и ей не хотелось оправдываться, сказав, что тот артефакт не был так важен ей, ведь в нём не было частицы магии её Богини. Воздух теплел, и лучи от поднимающегося солнца начинали согревать её темные крылья, ещё ощущающие прикосновения пожара. От исцарапанного, с неровными краями, лезвия рога вокруг неё рассыпались солнечные блики, бежавшие по мостовой, перескакивая с камня на камень. Увязался ли кот за ней из-за них или из-за кисточки на хвосте, так похожей на игрушку, какие мастерили из пакли и старых ниток? Она ради интереса шевельнула хвостом, и кот мурлыкнул в ответ, но что это означало - осталось для неё загадкой. Интересной расцветки кот…

Ты переоцениваешь меня. Если бы ты не принёс тот шарик, я бы лишилась копыт, но не стала бы вредить своим усилителям телекинеза. Не успей я добраться до сумки, конечно. - Она внезапно фыркнула, словно сдерживая смех. - Впервые оставляю её так далеко. Во имя Алой Луны, это было бы, наверное, ужасно.

Диксди нервно рассмеялась, подёргивая крыльями.

Прости, я несу всякую ерунду…

* * *

Он не верил в совпадения. Особенно, в такие совпадения. Бастион Йорсет хмуро смотрел на сгоревший дом, стоя посреди внутреннего дворика, и слушал отчёты стражников, один противоречивее другого. В одном не было сомнения: тот, кто вывел раненого стражника из дома до того, как дом охватило пламя, был высокий и тёмный единорог с какой-то странной и невесомой гривой. Потребовалось совсем мало усилий, чтобы убедить стражника в мираже от жары и дыма. Но глава Ордена сразу узнал описание.

Что ему-то тут понадобилось? Вряд ли он полез в дом просто так, с его-то опасливым отношением к огню. - Размышлял вслух единорог, переворачивая обгоревшие деревяшки, пока копытце не наткнулось на нечто чудом уцелевшее и тускло блеснувшее стеклом. Он осторожно вытащил предмет из кучи пепла и отряхнул телекинезом. Под стеклом виднелась слегка обгоревшая по краям фотография. - Найдите старых владельцев этого дома. Думаю, у меня есть к ним некоторые вопросы. И осмотрите все ещё раз. На всякий случай, ищите похожего стражника или любую пони, которая может быть в двух местах одновременно.

Он раздавал приказы, стараясь выбирать из подчинённых тех, кто был посвежее и не валился с копыт от усталости. И, всё же, нечто беспокоило его во всем этом. Рассказанное стражником совпадало настолько точно с тем рисунком из-под пера библиотекаря, начертанного сотни лет назад. Казалась непостижимым вероятность, что это было одно и то же существо. А если это было другое? Быть может, их несколько?

Запыхавшийся единорог переводил дух под выжидающим взглядом главы.

Ну? - Нетерпеливо сказал тот, посчитав стражника достаточно уже отдышавшимся. - Что ещё необычного?

Та… необычная пони… Из дворца. Она тоже была тут. - Бастион удивлённо приподнял бровь и дёрнул ухом. Вот так сюрприз. Стражник же, то ли не заметив этого удивления, то ли ещё не отойдя от бега, продолжил. - Они шли от дома, но очень медленно. И с ними был кот.

Кот… ладно. Будем думать, что наш любитель проявлять геройство полез в дом из-за него. - Задумчиво отозвался глава Ордена. - Но вот она…

Желтые глаза снова изучающе осмотрели руины дома. Ситуация складывалась не так, как ему этого хотелось. Загадочное существо, гость города ушёл от стражи, вполне возможно, вместе с тем, ради чего сюда проник. И Бастиону отчаянно хотелось знать, с чем именно. Рискнуть раскрыть свой облик, напасть на стражника и поджечь дом. Для этого у существа были веские причины, и это озадачивало.

Снова разгадка тайны ускользала из его копыт. Равно как и то, почему этого искателя приключений приписали к ночной страже, явно не питающей к нему особой симпатии, но категорически не желающей выдать даже крохотную информацию о нём. Удивительная стойкость Ночной Стражи граничила с их упёртостью и фанатизмом в служении принцессе ночи.

Небесного цвета единорог шёл прочь от пожарища, погрузившись в воспоминания тех дней, когда слишком уж высокий для пони единорог, прячущий крылья днём под накидкой, появился в городе на законных основаниях следователя по не имеющим объяснения случаям, связанным с магией. Орден не посчитал его тогда серьёзным конкурентом и слишком поздно понял, кто стоял за ним. С тех дней Ордену добавилось проблем, и, одновременно, появился козырь, который Йорсет так и не знал, как разыграть правильно.

* * *

Ты не первый раз упоминаешь «Алую Луну» … - Задумчиво начал вороной. - Мне кажется, в книгах встречалось подобное упоминание. Что это? Или, может, кто? Это ведь выражение с эпохи правления Дискорда, я прав?

Пар от пожарища стал легкой дымкой тумана и теперь оседал на шкурках двух пони серебристыми мелкими капельками. Они облегчали ощущение в обожжённых копытцах, и Диксди стала шагать чуть увереннее.

Алая Луна… Моё первое воспоминание связано с огромной алой луной, смотрящей на меня с неба. Первое, что я увидела, и первое, о чём прочитала в книге. - Она замялась и, стряхнув с крыльев утреннюю росу, мелодично, хотя и неуверенно запела:

Над пиками чёрных заснеженных гор,

Где небосклон – горизонта узор,

Среди облаков парила богиня,

Сияя, как алое пламя в камине.

Она, прорывая туманный покров,

С небес опустилась к ущелью меж скал

В цветке из огня, застывшем в кристалл.

В тёмной пещере, где лишь лед и мороз,

Она нас нашла в паутине из слез.

Разрубив наши цепи, пробудив ото сна,

Из тьмы к свету солнца она нас унесла,

Наделив наши души волшебной искрой,

С тех пор став для нас путеводной звездой.

Ее взгляд – это вечность и сила природы.

Ее крылья для нас - это знамя свободы.

Наша луна – только алого цвета.

Она – наша жизнь и …

Диксди мечтательно взглянула на небо, словно её охватили приятные воспоминания далёкого прошлого. Казалось, она пела, забывая о том, где находится и кто с нею рядом, окунаясь в события давно минувших дней. На последних строчках Диксди споткнулась, словно они должны были звучать иначе, или песня была куда длиннее. Она, смутившись, оглянулась на заслушавшегося спутника, только сейчас осознав, что её могли слышать и простые прохожие, случись таким повстречаться ранним утром, и от этой мысли ей стало совсем неудобно.

Дальше я не помню… Я слышала эту песню в одной из комнат форта, но так и не нашла, откуда она раздавалась. А потом зал завалило. Там пелось про храм и про статую, которую воздвигли в её честь, но ничего подобного мне не встретилось, хотя я облетела все скалы вокруг форта несколько раз. - Она разочарованно опустила мордочку вниз, снова рассматривая свои ноющие копыта. - В книгах было очень мало сказано о ней. Многое из записей унесло время. Возможно, больше всего было в тех рассыпавшихся в пыль томах, которые я отыскала многие годы спустя. Удивительно, если её имя упоминалось где-то ещё, кроме моей библиотеки.

После отрывка песни Вану пришла мысль, что он ошибся. Было похоже, но нечто неуловимое не совпадало, хотя через его копытца прошло немало книг. Он даже не заметил, как стал перечислять их вслух, вызвав неподдельное любопытство синей пони.

Алхимия, справочники по артефактам и рунам, книги призывателей… Нет не то. - Поймав взгляд пони он понял, что мысленное перечисление перестало быть мысленным. - Оу. Ладно, признаюсь, я изучаю способы использования магии при помощи разных средств. Конечно, не всё из найденного оказалось полезным, а некоторые вещи - вовсе выдумками. Но для того, кто не по своему желанию простился с большей частью того, что делает его магом, другого выхода нет. Кто-то называет это ритуалистикой, но это звучит несколько напыщенно, как мне кажется. Собственно, было сюрпризом встретить кого-то, кто так привычно обращается с не свойственной пони или аликорнам магией. Видишь ли, единороги от рождения имеют к ней предрасположенность. Пегасы - тяготеют к стихийной, но она составляет их естество и, скорее, используется неосознанно. Земнопони…

Ван замялся, не зная, считать ли их способности быть на одной волне с землей и растениями за магию, но в уходе за природой им не было равных, даже если это не было их призванием. В этом ему уже приходилось не раз убеждаться, бывая в самых отдалённых от Кантерлота городах.

Это походит на техники, которые требуются для создания артефактов. - С пониманием кивнула Диксди, выслушав чуть путаное описание некоторых действий, способных вызывать проявление магии. - Мне тоже доводилось читать разные свитки, но там порой было написано очень странное. Вроде: «отдать солнечный смех» . Это же глупо. В других требовалось расставить камни в определённом порядке. Но, в итоге, на меня упал светильник, и я не думаю, что в результате особой расстановки камней. Но магия есть магия. Нет разницы, что её даёт. Странные действия или артефакт. Последние тоже требуют чего-то своего. Одним нужен свет луны, другие просят солнца. Третьи поедают смех и радость, даря немалую силу. Иные восстанавливаются, если им петь, или от песни они пробуждаются от сна. А некоторые… хотят того, о чем я не хочу даже говорить. Одно их описание пугает. Радует лишь одно: их, скорее всего, уже нет в этом мире. Брр…

Она вздрогнула, вспомнив описания старинных доспехов, иллюстрации и схемы которых случайно были ею найдены в библиотеке форта. Несколько ночей она не могла сомкнуть глаз, боясь открыть их, будучи окружённой ужасами, написанными на пергаменте. Она была бы удивлена, узнав, что Вану вполне знакомы эти ощущения. Среди разыскиваемых по всему миру книг ему встречалось такое, что с трудом удавалось забыть. Копытописи древних, на его взгляд, времён содержали в себе очерки и дневники тех, кто стремился обрести магию и порой терял контроль над своими желаниями. Не то от этих мыслей, не то от утренней сырости он слегка поёжился. Солнце поднималось, даря радость от тепла своих лучей.

Уже утро. Диксди! Где думаешь остановиться? - Во взгляде единорога скользнула задорная искорка.

Вернусь к Зекоре. Там, по крайней мере, можно рассчитывать на тишину, вкусную еду и отсутствие косоватых взглядов. Да и опять же… монетки мои тут не в почёте. - Диксди, не удержавшись, зевнула и улыбнулась. - А ещё она пытается изучать надписи на моих браслетах и пополняет свои книги записями из моих. Ума не приложу, что полезного она в них нашла. Всё описанное этими острыми символами совершенно не имеет ничего общего с окружающим. Да и… вот… копыта ещё.

Она подняла переднее копытце, напомнив, что Зекора смогла бы помочь с этой проблемой, будучи подкованной в области зелий и лечения. Правда, как добраться до неё, не упав где-то по дороге, она не знала, и это единственное, что останавливало её от немедленного вылета в сторону Вечно Свободного Леса.

Ожоги… Замри, я попробую сделать кое-что… - Вороной надкусил боковыми клыками шкурку и, макнув в выступившие капельки крови уголок копытца, нарисовал на обоих ожогах два несложных, на первый взгляд, знака, однако требующих от него выверенных и точных движений. Знаки вспыхнули и стали пропадать, одновременно с этим принося облегчение в местах, где раскалённый металл был особенно близко к шкурке и ожог был глубже. - Малое исцеление. Немного неэстетично, но работает. Правда, на других лучше, чем на мне.

Заметив действия единорога, она прикрыла глаза. Вид крови не пугал её, но заставил напрячься. В сложных ситуациях это было естественным, но вид красноватых капелек тогда, когда вокруг всё спокойно и тихо, вызвал желание исправить это любым способом. То, что царапины, оставленные шипами её хвоста на его копыте, и вправду, почти пропали, став лишь едва светлыми полосками, проглядывающими под тёмной шёрсткой, заставило её вздохнуть с облегчением. Оказавшись близко, он рассматривал знаки на увесистых артефактах, скорее похожих на кандалы, чем на браслеты. И вправду, металл был покрыт символами с острыми гранями, словно способ их нанесения задавал форму самих знаков и, тем самым, стал отличительной чертой неизвестного Вану языка. На староэквестрийский они не были похожи, да и на другие письменности, к примеру, тех же грифонов и минотавров, не походили тем более. Благо, ему было с чем сравнить.

Заметив этот нескрываемый интерес, она повернула один из браслетов так, чтобы надпись стала видна целиком. В некоторых местах он был расцарапан, и надпись казалась едва различимой, хотя и была некогда выкована на поверхности точными глубокими линиями. В солнечных лучах она словно светилась изнутри.

Инитиумнарский… - Словно угадав вопрос в глазах вороного, ответила она. - Язык начала начал, но я не знаю, как произносятся именно эти символы. Знаю только общие значения. За все время я не встретила никого, кроме меня, кто говорил бы на нем. Думаю, Светлокрылая знает его… наверное…

Голос звучал задумчиво, когда перепончатокрылая неожиданно вскрикнула. Кошачьи лапки мягко запрыгнули на её спину и, немного потоптавшись, успокоились, когда их обладатель улёгся в ложбинке между основаниями крыльев и уснул. Коту явно надоело идти за пони следом пешком, а, может, он просто решил погреться.

Вот наглец! - Заметил зевающий дымчатогривый, только сейчас поняв, что исцеление отняло у него ещё одну крупицу сил, которых осталось не так много. - Хотя я его понимаю… Я был бы тоже не против…

Но фаза оборвалась на половине, едва он поймал недоумевающий взгляд янтарных глазок.

Получается, ты пока живешь в Вечнодиком лесу у Зекоры. Это же довольно далеко! - Поспешил сменить тему вороной. Несколько раз ему самому приходилось наведываться к этой интересной, во всех смыслах, зебре и даже выполнять её занятные задания, после которых приходилось или долго отмокать в ванне, или отрывать от шкурки репееподобные растения. Одно приключение, и вовсе, оставило двойственное ощущение, которое хотелось одновременно помнить всегда и так же сильно - забыть. Собственно, первое знакомство с колючими кустами этих мест практически лишило его одного из приобретённых плащей. Так что расстояние от Кантерлота до дома Зекоры было ему знакомо, даже учитывая возможность летать. - А ты ведь всю ночь провела без сна…

Скажешь тоже… фрр… надеюсь этот шерстяной нахал не принимает меня за диван. Это было бы обидно. - Она, не сдержавшись, зевнула в ответ. - Вечно Свободный Лес, там интересно. По крайней мере, сложно что-то поцарапать и испортить. Хотя да, далеко, если идти пешком. Ночь без сна для меня не проблема… Я предпочитаю утренний сон. Правда, Зекора считает, что это вредно, и все пытается накормить меня какими-то цветочками и орехами. Пфф… Когда-нибудь я принесу ей кофейных зерен, растущих у скал. Думаю, она оценит преимущество недели бодрости и свободного времени… наверное…

Диксди сладко потянулась, ощутив на своих крыльях тепло утреннего солнца. Она редко испытывала подобное удовольствие. Обычно утром она сладко спала в тени, лишь во сне ощущая постепенно наползающее тепло лучей от пробуждающегося светила. Синяя пони плавно спустила кота на землю, наклонив вбок крыло. Тот отряхнулся и, громко мяукнув, стал вылизываться. По дороге Ван рассказывал немало интересного из того, что ему удалось почерпнуть из многочисленных фолиантов, и порой рассказанное совпадало с тем, что думала по этому поводу его новая знакомая.

Между артефакторами и использующими эти… знания из книг, наверное, немало общего. Как, например, рассчитать время, нагрузку, количество заряда и возможные последствия. Если бы не эти «око-часы», я не смогла бы даже примерно предположить, сколько еще будет действовать тот или иной артефакт. - Она кивнула на серебристый циферблат, холодной поверхностью прижимающийся к её бедру, после рассказа о необходимости точно отобразить символы на поверхности для нужного результата. - Не говоря уже о том, если задействованы все разом. Хотя они и дают погрешность… Но, все равно, этого мало, чтобы быть полноценным носителем магии. Наверное, сложно не завидовать им…

Ван отыскал в кармашке плаща чуть сырой кусочек бумаги и, начертав на нём огрызком карандаша адрес, протянул его синей пони.

Будешь в городе, заходи в любое время. Хотя ночью я чаще занимаюсь делом, чем прохлаждаюсь в четырёх стенах чердака, который снимаю. - Спохватившись, он добавил. - Если, конечно, не найдёшь места, где остановиться.

Солнце становилось всё выше, и Демикорн плотнее прижала крылья к бокам, стараясь придать им вид обтянутых кожей или некоей имитации плаща. Она неуверенно цокнула копытом по мостовой.

Спитфайер настойчиво рекомендовала мне воздержаться от полётов над Кантерлотом днём. Сказав, что ещё одного инцидента с «тенью от дракона» она не потерпит. Местные были, и без того, сильно напуганы. Так что я поищу какой-нибудь уголок потише… - Раздалось громкое урчание, но это был явно не кот, который хоть и не был доволен тем, как его стряхнули на землю, но молчал, слушая разговор и шевеля усами и ушком.

Странный звук повторился, и мордочка синей пони порозовела.

Есть… хочется… - Виноватым тоном произнесла она, смутившись ещё сильнее, когда заметила обращённые на неё взгляды проходящих мимо пони, идущих по своим делам.

Вороной моргнул несколько раз и с трудом удержался от смеха. Это выглядело так забавно, что ему потребовалось немало усилий, чтобы не расхохотаться в голос.

Ты права, перекусить нам не помешало бы. Если я верно понимаю, где мы находимся, то в паре кварталов будет булочная. Терпеть не могу траву с некоторых пор. Ну, как насчёт свежей, горячей, пахнущей тестом и корицей с сахарком выпечки? - От слов Вана у Диксди чуть не потекли слюнки, отчего ей пришлось прикрыть рот сгибом ноги чуть повыше копыта и согласно кивнуть. Промахнувшись несколько раз поворотом и, в конце концов, найдя булочную по запаху, разносящемуся по улице, они оказались у прилавка, пытаясь выбрать из булок самые вкусные. А это было нелегко, так как почти все они были чрезвычайно вкусны как на вид, так и на запах. Коту же досталась тарелка молока, которое подавали к булкам как подогретым, так и холодным. Хвостатый мигом ткнул мордочку в тарелку и стал лакать содержимое розовым язычком.

Булки оказались бесподобны. Запах корицы бодрил и придавал телу силы, не говоря уже о самом вкусе сдобы.

Я фшё-таки не могу оштатшся ф… ммм… - Диксди пыталась сказать что-то, набив рот кусочками круассана, и, лишь проглотив, повторила более внятно. - Не люблю оставаться в долгу. Ты говорил, что это может кому-то пригодиться.

Она выложила на стол небольшой мешочек, кажущийся сделанным из кожи, на котором были вышиты два стоящих друг напротив друга единорога, поддерживающих камень кончиками рогов. Через кожу отчётливо виднелись грани кругляшей разного размера и толщины, зазвеневших, едва она убрала от мешочка копыто.

Если ты о деньгах, то не волнуйся. Кавалер всегда обязан ухаживать за дамой. И даже не пробуй отказываться.

Она промолчала, лишь взяв ещё одну булку и, помогая себе тыльной стороной копыта, стала засовывать её в рот целиком. Со стороны это выглядело несколько по-дикарски, но в многочисленных книгах было много странных вещей в любой области… кроме этикета. Прошедшая мимо единорожка фыркнула и довольно громко сделала замечание:

Фи, как провинциально… никаких манер и вкуса.

Но Диксди, увлечённо рывшаяся в сумке и одновременно жевавшая с трудом уместившуюся во рту сдобу, сделала вид, что не расслышала этих слов. Итогом поисков оказалась баночка с притёртой пробкой. От лишённой телекинеза демикорна потребовалось изрядно потрудиться, чтобы снять тугую крышку. Из банки поднялось небольшое облачко пыли, и в воздухе появился аромат кофе или, скорее всего, какао.

Будешь? - Фиолетовогривая придвинула баночку ближе к Вану, предварительно высыпав немного в своё молоко. - Обычно я развожу это водой, но с молоком… это тоже будет вкусно, я думаю.

Запах какао из банки, которую пони вытащила из сумки, приятно щекотал чёрный нос единорога, и отказаться не было никаких сил. С трудом подхватив телекинезом несколько горсточек этого бежевого порошка, он развёл их в молоке. Сыпучие и, тем более, жидкие вещи не давались ему, постоянно грозясь вырваться из нитей телекинеза, хотя было время, когда это не было для него такой проблемой. Во всяком случае, он был уверен - подобное когда-то давалось ему намного проще. Но бодрящее какао к сытному завтраку было как никогда кстати.

Ладно, ладно. Одна монета. - На губах вороного появилась хитрая улыбка. - Но раз так, ты меня прекрасно поймёшь, когда я верну тебе излишек, разменянный на эквестрийские биты. Я, знаешь ли, тоже не люблю оставаться в долгу.

* * *

Оставаться в долгу. Да, он действительно не любил этого. С того самого дня, как очнулся посреди талой воды и осколков льда. Над ним нависала морда серого седого единорога, который с интересом рассматривал его, словно узрел нечто необычное или странное.

Ты чего… живой что ль? - Заинтересованно проговорил он, не слишком деликатно пнув его в бок копытом. - Смотрю: по озеру кусок льда плывёт, дай, думаю, для подвала запасусь ледком, чтобы ягоды и фрукты не портились, а тут на тебе. Единорог внутри. Да ещё и живой. Как тебя звать-то?

В… в… - Тот дрожал, пытаясь произнести слово, но выходило лишь фырканье и сдавленный стон.

Ты что? С ледяной магией баловался? - Уже посерьёзнев, добавил седой, и единорога окатил ушат теплой воды, от которой он едва не подскочил, если бы копыта слушались его так же хорошо, как прежде. - Точно. Вьюга. Тебе что, в академии не говорили, что там, где сыро, такие заклинания не делают?

Д… дра… он… там… - В голове вспыхнули искрами осколки воспоминаний. Крик ночной пегасочки, вой ветра и удар о старинную каменную кладку за миг до того, как всё вокруг стало тонуть в нестерпимо яркой вспышке, словно засасывающей его копыта, втягивая его в самый центр этого холодного свечения. - В… в том… хр… хр…

Ты мне тут не хрыкай… - Знакомые объятья телекинеза подняли его наполовину онемевшее тело. Вороной ощутил теплоту шерстяного покрывала. - Придёшь в себя, тогда и поговорим.

Седой единорог поднял с пола кусок книги, покрутил его в копытах и швырнул его в камин, где плотная обложка начала тлеть, а потом вспыхнула ярким зеленоватым огнём. Старик прищурился и, покачав головой, вышел из комнаты.

Странный гость бредил несколько дней, выкрикивая имена и слова на старом языке. Единорог лишь осуждающе смотрел на него, но, всё же, подсовывал похлёбку в моменты, когда тому становилось лучше, порой насильно заставляя есть её, всовывая ложку в рот.

Никогда не слышал о таком месте, хотя уже давно тут живу. - Сказал единорог, когда, спустя неделю, его гость, наконец, смог встать и занять место за столом. - Не было таких храмов тут отродясь. Были бы - знал. Я тут каждое поле обошёл, в каждое озеро заглянул. Может, за границами Эквестрии есть такие штуки, не знаю. Ты у этих поспрашивай, что иноземные, с полосками на теле. В портовых городах их найдёшь.

Деревянная ложка со стуком упала в миску.

Эквестрия? Это… Эквестрия?! - Тёмный единорог едва не закричал с досады. Конечно, старец не был в курсе. Это же совсем другая страна. Мили западнее тех мест, в которых он был. - Как же меня… занесло сюда…

Эээ! Не у меня спрашивай. - Подмигнув, отозвался тот. - Ты со стихией шаманил, к тебе и вопросы. Хотя раз ты пришлый, то понятно. Видать, там у вас совсем ничему не учат. А так нашёл я тебя в озере, в лёд закатанным, как клубника замороженная. Думал, бревно какое с горного ледника принесло. Притащил… ну а остальное ты и сам знаешь.

Книга… со мной… Книга была? - Темный, худощавый и необычно высокий, единорог аж привстал, уставившись на старца ясными красноватыми глазами. - Такая…

Не было ничего. - И ухом не поведя ответил тот, однако слишком уж поспешно сунул в рот очередной пучок петрушки и начал его жевать. - Говорю же, изо льда вынул. Ты себе уши отморозил с головой вместе, что ль?

Тёмный печально вздохнул. Значит, его поиски были напрасны.

Поиски… В голове снова взорвался клуб осколков воспоминаний, чередующихся между собой произвольным образом, заставив его обхватить рог копытами и застонать.

Эй, да будет тебе. Не ломай голову, само вспомнится. - Мудро заметил старец и придвинул еще одну миску. - Поешь лучше, сил прибавится. И вот еще что… ты чего копытами-то ешь? Единорог же поди, как я.

Ван с удивлением поднял от стола мордочку. И вправду, сам того не осознавая, он тщетно пытался взять ложку копытокинезом, но та раз за разом падала вниз. Телекинеза не было.

Копыто медленно потянулось к рогу и встретило его привычную завитую поверхность. Старик вздохнул и отвёл глаза.

* * *

Он сидел, покачивая телекинезом стакан молока, медленно становящегося шоколадного оттенка, прежде чем ощутил пристальный взгляд Диксди, отчего-то рассматривающей его, словно незнакомый предмет. На её мордочке задумчивость сменялась на озарение и вновь на тень размышлений. Прерываясь на очередной кусочек булки, она рассматривала его рог, диковинную дымчатую гриву, пока их взгляды не встретились.

Почему Сатурном? - Дожевав очередной кусок сдобы, спросила Диксди.

Что? - Вороной встрепенулся и, наконец, сделал глоток молока, оставившего белые полоски на верхней губе.

Ты сказал, пусть он будет Сатурном. - Синее копытце ткнуло в сторону обернувшегося хвостом кота, слизывающего молоко с усов. - Только что.

Пф… понятия не имею. Крутится вокруг кольцом, почему бы и не Сатурн. - Развёл копыта в стороны вороной, стараясь прикрывать клычки копытом при очередном зевке. Ему подумалось, что какао стоило насыпать побольше, эффект бодрости был не столь продолжителен. Впрочем, Диксди уже не слышала его ответа. Она достала блокнот и что-то записывала в него теми самыми иероглифами, что были на её браслетах, удерживая карандаш зубами.

Сатурн так Сатурн… Да! Копыта… - Она ткнула копытцем в грудь вороного, отчего тот едва не выплюнул глоток напитка назад. Озарение, кажется, охватило её всю, отчего она едва не съела карандаш вместе с куском булки, а её возбуждение с лихвой выдавала пляшущая и подрагивающая кисточка хвоста. - Это должно быть оно.

Ко… копыта?! - Удивлённо переспросил он, рассматривая сначала свои, а потом и её копыта. - Диксди… я, кажется, не успеваю за твоей мыслью. Чьи копыта?

Но та снова погрузилась в записи, замечая вокруг себя только блюдце со сдобой.

Здравствуйте.
Сегодня я хочу рассказать о символе единорога. Лично для меня этот символ вошел в символику моих снов, и стал чем-то родным, близким и знакомым...

Единорог . Единорог является мифическим существом, которое вмещало в себе женский источник энергии, а с другой стороны являло собой символическую полную победу мужской энергии и силы над женской. Представлял собой атрибут и символ всех рыцарей Европы и Азии, которые боготворили и поклонялись женской основе мироздания.

Изображался единорог как белый конь с белой или красной гривой, небесно-голубыми глазами и рогом по среди лба. Часто можно встретить очень старые изображения единорога в совсем не таком виде как мы его привыкли представлять сейчас. В древности его изображали как кабана, осла, носорога с рогом по центру лба.

В священных писаниях «Вед» говориться, что единорог воплощал в себе светлое, отважное мужское начало. А единственный рог единорога мог иметь множество интересных предназначений: свидетельство высокого интеллекта, символ мужского начала, солнечные лучи и силу Солнца.

Самого единорога, как женскую силу, считают символом и эталоном невинности, святости и чистоты. Является символом чистой силы. В Китае мудрый правитель с множеством добродетелей приравнивался единорогу.

Единорога считали диким и безумным зверем, которого по поверьям могла приручить только девственница. Он чуял девственницу, опускался возле неё, укладывал голову на колени и засыпал, ощущая рядом с ней чистоту и невинность.

В славянских верованиях единорога называют Индрик-зверь . Считалось, что единорог мог при необходимости превратиться в белого голубя и исчезнуть.

В христианстве единорога занесли на эмблемы, символически изображая меч и слово Божие. Очень часто единорогу приписывали сходство с Христом. Но думаю тут нечто иное. Как например предположить, что единорог в виде белого голубя мог появиться Марии перед рождением ребёнка. Перед рождением Царя Иудейского и великого пророка и мудреца. Это предположение в связке с вероятным оборотничеством этого зверя мне куда более ближе, чем приравнивать Христа с единорогом. Это даже доказывает то, что единорог является одним из атрибутов изображения Богоматери, как-бы изображая саму идею непорочного зачатия и невинности Марии.

В геральдической символике единорог считается лунным знаком, который балансирует солнечную энергию льва.

Считается, что первым местом где был замечен единорог была Индия. Позже, якобы его видели в Тибете, Вавилоне и Греции.

В представлениях Древнего Вавилона, помимо рога у единорога так же были крылья. Учёными-археологами был найден амулет цилиндрической формы который был сделан в Вавилоне в 1800 году до н.э. По обеим противоположным сторонам амулета были изображены два единорога, которые означали две стороны Древа Жизни.

В представлениях Древнего Китая единорог имел имя цилинь , где ци - поток мужской направляющей энергии, а линь - иньская женская составляющая. Таким образом единорог был двуполярным существом, которое было андрогинным, имело и женскую и мужскую энергию. Цилинь был воплощённым образом творческой энергии. Считался предвестником счастья, но увидеть его было невозможно, так как это было осторожное существо. Считалось, что если кто-то увидит цилинь, то будет смена власти в стране, будет выбран новый мудрый и благородный правитель. Также единорог был предвестником рождения и смерти нового мудреца или мудрого императора. Единорога видели когда рождался и умирал сам Конфуций.

В тибетских верованиях единорога изображали как лань. Считалось, что он служил своеобразным мостом для перехода с Земли на Небо. Был символом олицетворения пробуждённого сознания, целостности и полноты бытия, полного ощущения умиротворения и внутреннего покоя. Считается светлым учителем и проводником мудрости для человека, разгоняет мрак помогая обрести правильный жизненный путь.

В индийских текстах указанно, что единорог был символом полноты духовных знаний, опыта, накопленной мудрости и духовного богатства. Являет собой одно единое целое начало.

В персидских сказаниях единорог выступал как символ оплодотворяющего мужского начала, способность противостоять ядам и самоисцеления. Считалось, что рог единорога, если его измельчить в порошок, способен стать отличным универсальным противоядием от всех типов ядов и отравлений, излечивал от порчи и считался мощным препаратом для повышения потенции и мужской сексуальной силы.

Согласно писаниям Торы, Яхве попросил первых им созданных людей дать имена всем животным, первым получил имя единорог за что и стал почитаемым важным зверем, что сделало его, на одном уровне со львом, царём зверей. Когда Бог изгонял с рая Адама и Еву единорогу было предложено как самому разумному существу после человека два пути: либо пойти за людьми, либо остаться в раю. Единорог выбрал первое, тогда и был благословлён на помощь и поддержку людям.

Мы можем считать, что единорог мифический зверь или что его уже не существует из-за вымирания вида, как например некоторые редкие вымирающие виды животных или саблезубый тигр. Однако, вполне вероятно что когда началась охота на единорогов ради одного ценного трофея - их рога, несколько единорогов уцелели и были надёжно спрятаны в лесах Шотландии, и Ирландии. В волшебных лесах, где обитают феи, гномы, эльфы и прочие мистические жители этих тайных лесов:)

Несмотря на то, что в Мекке господствовало в основном идолопоклонничество, все же следы Единобожия не были стерты полностью. Религии Единобожия, которой обучал Пророк Ибрахим (алейхис салям), придерживалась часть людей, пусть и небольшая. Ибрахим (алейхис салям), получивший эпитет «Халилуллах» за то, что сердце его было переполнено любовью к Аллаху, был одним из Великих пророков (Улу’ль-азм). Он отец многих пророков, в том числе нашего Господина Пророка Мухаммада (саллаллаху алейхи ва саллям) Всевышний Аллах милостиво ниспослал Ибрахиму (алейхис салям) 10 страниц Божественных откровений.
Имя Пророка Ибрахима (алейхис салям) упоминается в Священном Коране 90 раз в 25-ти сурах. В них он упоминается с похвалой в его адрес и со всеми его именами, такими, как Аввах (много ахающий), Халим (обладатель кротости), Муниб (прибегающий к помощи Аллаха), Канит (служащий Аллаху), Шакир (премного благодарящий Аллаха) и Ханиф (восхваляющий Аллаха). Религия Единобожия Ибрахима (алейхис салям) была названа ханифством. Слово «ханиф» в словаре означает «муфаххит» – тот, кто, оставив заблуждения, идет прямо к истине и справедливости и, находясь на пути служения Единому Аллаху, избегает ложных религий и верований.
Всевышний Аллах в Священном Коране сказал:

وَقَالُواْ كُونُواْ هُوداً أَوْ نَصَارَى تَهْتَدُواْ قُلْ بَلْ مِلَّةَ إِبْرَاهِيمَ
حَنِيفاً وَمَا كَانَ مِنَ الْمُشْرِكِينَ

«Они говорят: «Будьте иудеями или христианами, тогда пойдете истинным путем». Отвечай [Мухаммад]: «Нет, [мы следуем] вере Ибрахима — ханифа, а он не был многобожником»». (Сура «Аль-Бакара», 135)

مَا كَانَ إِبْرَاهِيمُ يَهُودِيّاً وَلاَ نَصْرَانِيّاً وَلَكِن كَانَ
حَنِيفاً مُّسْلِماً وَمَا كَانَ مِنَ الْمُشْرِكِينَ

«Ибрахим не был ни иудеем, ни христианином. А был он ханифом — мусульманином, и не был многобожником». (Сура «Али Имран», 67)
В период джахилии людей, отвернувшихся от всякого рода язычества, идолопоклонничества и тому подобных заблуждений, оставшихся верными религии Пророка Ибрахима (алейхис салям) и верующих лишь в Единого Бога — Аллаха, тоже называли ханифами. Такие личности, как Варака ибн Навфаль, Абдуллах ибн Джахш, Осман ибн Хувайрис, Зейд ибн Амр, Кусс ибн Саида — это лишь некоторые из ханифов. Ханифы считали неблаговидными делами преклонение перед бездушными, бессловесными, ни на что не годящимися идолами, и молитвы, обращаемые к ним.
Ибн Омар (радыйаллаху анху) рассказывает следующее:
«Нашего Господина Пророка (саллаллаху алейхи ва саллям) еще до Его пророчества как-то пригласили к столу жители Бальдаха во время его пребывания в этой местности. За столом присутствовал также Зейд ибн Амр ибн Нуфайл. Господину Миров (саллаллаху алейхи ва саллям) предложили отведать мяса. Наш Господин Гордость Вселенной (саллаллаху алейхи ва саллям) не стал есть мяса, Зейд также отказался его есть. Зейд, объясняя причину своего отказа, сказал следующие слова:
«Я не стану есть мясо животного, принесенного в жертву вашим идолам. Я ем мясо животных, принесенных в жертву Аллаху с упоминанием Его имени».
Зейд, порицая и стыдя племя Курайш, приносящих животных в жертву идолам, говорил так:
«Овцу создал Аллах. Для нее Он послал дождь с небес и заставил травы расти на земле. Вы же приносите эту овцу в жертву без упоминания имени Аллаха!» (Бухари «Манакыбу’ль Ансар, 24; Забаих, 16).
А еще в одной передаче сказано: «Зейд ибн Амр, взяв в попутчики Вараку ибн Навфаля, направился с ним в Шам для того, чтобы расспросить об истинной религии и стать ее последователем.
Там он повстречал иудейского ученого, которому задал вопрос, касающийся их религии, сказав:
«Возможно, я стану последователем вашей религии, дай мне сведения о ней».
Иудей отвечал:
«Ты не сможешь стать последователем нашей религии до тех пор, пока не получишь свою долю от гнева Аллаха».
Зейд сказал:
«Я дошел до этих краев, убегая от гнева Аллаха (не гнева Его, а согласия Его и Милосердия я ищу). У меня вовсе нет намерения получить какой-нибудь горький урок. Ты мне укажи какую-нибудь другую религию (чтобы я мог следовать ей)!»
Ответ ученого иудея был таков:
«Я не знаю никакой другой религии, кроме веры Ханифов».
Зейд спросил:
«Что это за религия Ханифов?»
Ученый иудей ответил:
«Это религия Пророка Ибрахима. Он – не иудей и не христианин. И он не поклонялся ничему и никому, кроме Аллаха».
Когда Зейд вышел от него, он повстречался с одним из христианских ученых, которому сказал о тех же вещах, что и иудейскому ученому. И тот сказал Зейду такие слова:
«До тех пор, пока ты не получишь свою долю от проклятий Аллаха, ты не сможешь стать последователем нашей религии!»
Зейд же в ответ на его слова сказал так:
«Да я, собственно говоря, убегая от проклятий Аллаха, прибыл в эти края. Я буду делать все, зависящее от меня, и все, что в моих силах, для того, чтобы никогда не получить горького урока от Аллаха и Его проклятия! Сможешь ли ты указать мне какую-нибудь другую религию?»
И этот ученый, так же, как и иудейский ученый, поведал ему о вере Ханифов. Зейд, услышав их слова о Пророке Ибрахиме, удалился оттуда.
На улице он, подняв свои руки, произнес следующие слова:
«О мой Аллах! Призываю Тебя в свидетели! Я – на пути религии Ибрахима (алейхис салям)! (Бухари «Манакыбу’ль-Ансар», 24).
Асма бинти Абу Бакр (радыйаллаху анха) говорит: «Я услышала, как Зейд ибн Амр, стоя на ногах и прислонившись спиной к Каабе, сказал следующие слова:
«Эй, община Курайшитов! Клянусь Аллахом! Никто из вас, кроме меня, не находится на пути религии Ибрахима (алейхис салям)!»
Зейд спасал девочек, которых собирались закопать живьем в землю, даря им жизнь. Он говорил человеку, собирающемуся убить собственную дочь, такие слова:
«Не убивай ее. Я беру на себя все заботы о ней!»
Он воспитывал их до тех пор, пока они не взрослели. Когда же, повзрослев, они расцветали, он говорил их отцам так:
«Если хочешь, то я могу передать ее тебе или же продолжать заботиться о ней». (Бухари «Манакыбу’ль-Ансар»,24).
Посланник Аллаха (саллаллаху алейхи ва саллям) сказал о ханифе Вараке:
«Я увидел его в самом центре Рая в шелковых одеждах!»
А в отношении Зейда он сказал следующие слова:
«В Судный день он будет воскрешен как отдельная община, между мною и Исой (алейхис салям)». (Хайсами, IX, 416).
Поскольку эти ханифы, о которых мы упомянули выше, были людьми более или менее компетентными и знали из предыдущих Священных Писаний о приближении времени Последнего Пророка, они с тоской и с великой жаждой встречи ждали его прихода.
Согласно мнению подавляющего большинства исламских ученых, родители Пророка (саллаллаху алейхи ва саллям) были мекканскими ханифами. А Ханифство является Исламским Единобожием, и ни чем-либо другим. По этой причине Всевышний Аллах повелевает нашему Господину Пророку (саллаллаху алейхи ва саллям) следовать религии Ибрахима (алейхис салям), говоря в Священном Коране так:

ثُمَّ أَوْحَيْنَا إِلَيْكَ أَنِ اتَّبِعْ مِلَّةَ إِبْرَاهِيمَ حَنِيفاً وَمَا كَانَ
مِنَ الْمُشْرِكِينَ

«Затем Мы внушили тебе посредством откровения [о Мухаммад]: «Следуй за религией Ибрахима, ханифа, ведь он не был многобожником»». (Сура «Ан-Нахль», 123)
По этой причине понятие о вере Ханифов используется при определении веры Ислама, а каждого искренне верующего мусульманина называют «ханифом».
Да и наш Господин Пророк (саллаллаху алейхи ва саллям) изволил сказать следующее:
«Я был послан с терпимой религией Ханифов». (Ахмад, V, 266).

Абдуллах ибн Омар (радыйаллаху анху) появился на свет на третьем году пророчества Посланника Аллаха (саллаллаху алейхи ва саллям). Он совершил хиджру вместе с отцом. Он принял участие в Стамбульской компании вместе с войском, в котором был и Абу Айюб Аль-Ансари. Поскольку его сестра, Благородная Хафса, была супругой Посланника Аллаха (саллаллаху алейхи ва саллям), он обладал возможностью присутствовать в среде, близкой к нашему Господину Гордости Вселенной (саллаллаху алейхи ва саллям). Он стал вторым среди семи сахабов «Муксирун» после Абу Хурайры, сообщившим наибольшее количество хадисов. Вместе с повторно переданными хадисами в общей сложности он сообщил 2630 хадисов. Ибн Омар (радыйаллаху анху) одновременно был первым среди семи сахабов, которые дали наибольшее количество фетв. В вопросах, касающихся следования образу жизни Посланника Аллаха, а также безупречного и точного исполнения его предписаний, ему не было равных. После кончины Посланника Аллаха (саллаллаху алейхи ва саллям), находясь под воздействием любви, испытываемой к Нему, Ибн Омар изучил все те места, где совершал намазы Посланник Аллаха (саллаллаху алейхи ва саллям). Также он молился там, где ходил Пророк Мужаммад (саллаллаху алейхи ва саллям) и где ступали Его ноги. Он сидел под деревьями, под которыми укрывался от зноя Пророк (саллаллаху алейхи ва саллям), поливал их, дабы они не высохли. (Бухари «Салят», 89; Ибн Хаджар «Аль-Исаба» II, 349). Однажды у него свело ногу. Присутствовавший рядом Абдуррахман ибн Сад сказал ему: «Вспомни и назови имя того, кого ты любишь более всех!» Он произнес: «О, Мухаммад!» В тот же миг нога его поправилась. (Ибн Сад, IV, 154). Ибн Омар (радыйаллаху анху) был одним из самых знатных и зажиточных сахабов. Он не позволял себе излишне копить капитал, тут же раздавал его нуждающимся. Вещи, нравящиеся ему более всего и принадлежащие ему, он отделял для пожертвований на пути Аллаха или же для того, чтобы раздать их в качестве милостыни – садака. Он начал освобождать всех тех рабов, которых он видел молящимися Аллаху. Один из его друзей, предупреждая, сказал ему, что часть рабов ходит в мечеть исключительно для того, чтобы быть освобожденными. И тогда он дал прекрасный ответ, свидетельствующий о присутствии в его сердце любви к Аллаху, Мухаббатуллах: «Мы согласны с обманом тех, кто хочет обмануть нас с Аллахом!» (Т.е. Аллах все знает и Его обмануть невозможно, а я буду поступать на основании того, что вижу!) Он освободил более 1000 рабов по различным мотивам. Скончался он в возрасте 85 лет в 83 году по Хиджре (в 692 г. по христианскому летоисчислению) в Мекке.

Ибрахим – библейский Авраам. Один из самых величайших пророков (расуль) Аллаха, о котором в Коране говорится: «Есть ли кто-нибудь прекраснее своей верою того добродеющего, кто полностью предался Аллаху и последовал за верой Ибрахима-ханифа? А ведь Аллах сделал Ибрахима [Своим] другом» (4:125). Его называют Халилуллах («друг Аллаха»). Старший сын И. Исмаил был родоначальником арабов и прямым предком пророка Мухаммада, младший сын Исхак – родоначальником евреев.

Местом его рождения называют Ур в Междуречье Тигра и Евфрата, где Ибрахим вел пророческую деятельность среди халдеев. По мнению некоторых толкователей Корана (напр., Суюти), идолопоклонник Азар, изготовлявший и продававший идолов, имя которого упоминается в Коране (6:74) как отец Ибрахим, на самом деле был его дядей, за которого, будучи беременной, вышла замуж его мать Амина после смерти первого мужа Таруха.

В то время царем Бабиля (Вавилона) был Н`Амруд (Нимрод). Он и его народ были идолопоклонниками. Прорицатель предсказал Н`Амруду, что один из родившихся младенцев положит конец его царству и станет провозвестником великой религии. Тогда Н`Амруд приказал убивать всех новорожденных младенцев, а беременных женщин сажать в темницу.

Мать Ибрахим была беременна, но ее беременность еще не была видна, и на нее не обратили внимания. Своему мужу Азару она сказала, что если он не выдаст ее, то после рождения младенца он сможет выдать его и получить за это вознаграждение. Когда подошло время, она отправилась пещеру в окрестностях города и родила там Ибрахим, а Азару сказала, что младенец умер при родах, и тайно вырастила сына.

Достигнув совершеннолетия, Ибрахим все чаще предавался размышлениям об окружающем его мире, о Творце. Он отверг языческие верования и пришел к вере в Аллаха (Коран, 6:76–79), открыто выступил против языческих верований (21:52–56). С молодых лет Аллах избрал Ибрахим Своим посланником. Ибрахим проповедовал среди халдеев, призывал отречься от язычества и уверовать в единого Бога. Аллах ниспослал ему Откровение в виде свитков (сухуф), в которых излагались основы веры.

Ибрахим вознамерился наглядно показать народу беспомощность и бесполезность идолов. Он выбрал время всенародного праздника, и, когда народ разошелся, вошел в капище, где было установлено около 70 идолов, и уничтожил их топором, оставив только главного идола. Когда люди спросили у Ибрахим, не его ли рук это дело, он указал на единственного идола: «Нет! Учинил их старший, вот этот. Спросите же их об этом, если они обладают даром речи» (21:63). Горожане ответили: «Ведь ты знаешь, что они не обладают даром речи» (21:65). Ибрахим сказал: «Неужели вы поклоняетесь помимо Аллаха тому, кто ни в чем не способен помочь или навредить вам? Презрение вам и тем, кому вы поклоняетесь помимо Аллаха! Неужели же вы не одумаетесь?» (21:66–67).

Царь Н`Амруд приказал Ибрахим явиться к нему. Он призвал Н`Амруда уверовать в единство Божье, но царь, объявивший самого себя богом, отказался (2:258) и приказал сжечь Ибрахима живьем. Аллах заступился за Своего посланника и сделал огонь, в который бросили Ибрахима, прохладным (21:69). В мусульманских преданиях говорится о том, что огонь стал для Ибрахима прохладным райским садом, в котором он пребывал 7 дней.

Ибрахим вышел из огня живым и невредимым и продолжил проповедь. Многие халдеи все равно отказались уверовать в Аллаха. Неверным остался и царь Н’Амруд. Но некоторые уверовали, в т. ч. жена Ибрахима Сара, его брат Харан, а также его племянница. Аллах послал на этот неверный народ большие бедствия. На страну налетели полчища москитов, которые высасывали у людей кровь. Москит проник через нос в мозг Н’Амруда и причинял ему неописуемые мучения – так по воле Аллаха царь, возомнивший себя богом, был наказан посредством обыкновенного насекомого.

Аллах приказал Ибрахим уехать (совершить хиджру) в Харран. Вместе с ним совершили хиджру Сара и сын его брата Лут (Лот). Из Харрана они ушли в Шам (Сирию), а затем в Египет. По преданиям, Ибрахиму было 38 лет. Во время путешествия Луту от Аллаха было даровано пророчество, и он остался в Садуме (Содоме).

В то время Египтом правил жестокий, безбожный и распутный правитель, который решил завладеть женой Ибрахим Сарой, но как только начал приставать к ней, его хватил паралич и у него отнялись руки и ноги. Тогда правитель пожалел о своем поступке и попросил Сару помолиться о его избавлении от болезни. Сара, испугавшись, что ее обвинят в убийстве, исполнила его просьбу, и Аллах избавил его от паралича. После этого египетский правитель подарил Саре служанку Хаджар (Агарь) и с миром отпустил ее.

Сара с Ибрахимом уехали в Палестину и поселились в безлюдной местности Сабу; Ибрахим занялся скотоводством и разбогател. Когда Сабу стала населенной, Ибрахим перебрался в местность Кист в Сирии.

От Сары у И. не рождалось детей, и по ее разрешению он женился на Хаджар, которая родила ему сына Исмаила. Из-за ревности Сары Аллах повелел Ибрахим увезти Хаджар с младенцем Исмаилом в безводную пустыню в районе современной Мекки и оставить их там. Ибрахим выполнил Божественное повеление. Хаджар (Агарь) с младенцем искала воду между холмами Сафа и Марва; ангел Джибрил ударил по земле, и чудесным образом образовался источник Зам-зам. Они поселились здесь, а позднее туда переселились и другие племена.

Еще до рождения Исмаила Ибрахим поклялся Аллаху, что если Он дарует ему сына, то по достижении им совершеннолетия принесет его в жертву. Когда Исмаил достиг совершеннолетия, Ибрахим приехал в Мекку. Аллах решил испытать его, и Ибрахим стал видеть сны о том, что приносит своего единственного сына в жертву. Ибрахим решил исполнить обет, но в тот момент, когда он занес над Исмаилом нож, к нему явился ангел, который обрадовал его вестью о том, что это лишь испытание, и передал от Аллаха агнца, который и был принесен в жертву. В честь этого установлен праздник ‘Ид аль-Адха.

Спустя много лет Аллах даровал Ибрахим еще одного сына, которого родила Сара. Его назвали Исхаком.

Пророк Ибрахим вместе с Исмаилом построили в Мекке Каабу на том же месте, где она стояла во времена Адама. В одной из стен Каабы был установлен Черный камень (Хаджар аль-Асвад). По окончании строительства Ибрахим научил Исмаила обрядам хаджа и сделал его хранителем Каабы. Исмаил же стал совершать хадж вместе с людьми из племени Джурхум. Перед отъездом в Сирию Ибрахим взошел на холм Арафат и возвел Аллаху мольбу об Исмаиле. Через год Ибрахим совершил хадж вместе с Сарой и Исхаком.

Ибрахим умер в Аль-Кудсе (Иерусалим). По преданиям, ему было 175 лет. Он был справедливым, набожным, добродетельным человеком, всю жизнь искренне служил Аллаху и вел непримиримую борьбу с языческими верованиями, не жалея ни средств, ни собственной жизни. Где бы он не находился, повсюду призывал людей уверовать в Аллаха, не совершать распутства и вести праведный образ жизни. Его религией была религия преданных Аллаху ханифов. Об этом говорится в Коране (2:135, 4:125, 6:161).

Во времена пророчества Мухаммада иудеи и христиане утверждали, что пророк Ибрахим был одним из них. В ответ на это Аллах ниспослал Мухаммаду аят, в котором говорится, что Ибрахим не был ни иудеем, ни христианином, а был преданным Богу «мусульманином» (это слово употребляется в значении покорности Богу), исповедующим единобожие-ханифизм (3:67).

В честь Ибрахима названа 14-я сура Корана, ниспосланная в Мекке (кроме мединских аятов 28 и 29) после суры «Нух» и состоящая из 52 аятов. Получила название из-за упоминания в ней мольбы пророка Ибрахима к Аллаху.