В «Лефортово» этот Шкарин с нами везде ходил. Вот мы заходим к этим заключенным: шпионам, госизменникам - и по закону об общественном контроле мы, как тюремные посетители, не имеем права говорить об уголовном деле. Но конечно же, мы старались что-то узнать. Юрий Солошенко, когда мы пришли к нему, пытался рассказать, что не виноват, что всю жизнь служил Советскому Союзу, родине, и хотя он в последние годы уже на Украине жил, он очень жалеет, что у нас такие плохие отношения. Кравцов мне быстренько сказал фамилию своего адвоката - так я нашла его жену, смогла с ней пообщаться и узнать суть его дела.

«Ты остаешься совершенно голым»

- Что они вам рассказывали о методах работы ФСБ?

Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!

Мосгорсуд отклонил апелляционные жалобы бывшего первого заместителя главы ГСУ СКР по Москве генерал-майора Дениса Никандрова и экс-начальника управления межведомственного взаимодействия собственной безопасности СКР Михаила Максименко, добивавшихся замены ареста на любую иную меру пресечения. При этом обвиняемые во взяточничестве высокопоставленные офицеры жаловались на плачевное состояние здоровья, а так же то обстоятельство, что за полгода нахождения в СИЗО следственные действия с ними практически не ведутся.

Заседание по жалобе Дениса Никандрова началось с заявления прокурора о необходимости проведения заседания в закрытом режиме. Это вызвало возмущение защиты и самого Дениса Никандрова, выступавшего в режиме видеоконференции. «Прокуратура и следствие хотят закрыть процесс, однако сами вбрасывают в прессу ложную информацию об изъятии у меня якобы найденных при обыске крупных сумм денег и дорогой недвижимости»,- возмутился подследственный. Его адвокаты поддержали подзащитного, отметив, что только в условиях «гласного судопроизводства можно избежать нарушения уголовно–процессуального кодекса». В результате судья отклонил ходатайство прокурора о закрытии процесса.

16 декабря 2016 года Лефортовский райсуд продлил Денису Никандрову срок ареста на три месяца - до 19 марта. В апелляционной жалобе подследственный генерал-майор юстиции и его адвокаты просили заменить Денису Никандрову меру пресечения на любую не связанную с арестом. При этом ссылались на ухудшение здоровья подзащитного, а также голословность предъявленного тому обвинения в «получении взятки в особо крупном размере» (ч. 6 ст. 290 УК РФ). По версии ФСБ, генерал и его подельники из СКР за крупное освобождение должны были поспособствовать смягчению обвинения Андрею Кочуйкову - одному из соратников вора в законе Захария Калашова (Шакро Молодой), что привело бы к его освобождению из СИЗО.

Сам подследственный Никандров заявил, что суд первой инстанции грубо нарушил его прав, рассмотрев ходатайство о продлении заключения, несмотря на жалобы генерала на плохое самочувствие. «В ночь перед заседанием администрация СИЗО умышленно осуществила переезд моего сокамерника, закончившийся только в час ночи,- заявил генерал.- А уже в шесть утра меня подняли и повезли в суд. Все это время я почти 12 часов находился в узком помещении без еды и питья. Иначе как пытками это назвать не могу. Поэтому я и просил суд перенести заседание, но мне в этом отказали».

Денис Никандров заявил, что за полгода, что он провел под стражей, его «допрашивали всего три раза». При этом содержание в заключении пагубно сказывается на состоянии его здоровья. «У меня очки с диоптриями на оба глаза минус 10,- заявил подследственный.- Но в камере плохое освещение, из–за чего зрение сильно ухудшилось: на левом глазу на 10% а на правом - до 40%! Если так пойдет и дальше, то к началу ознакомления с материалами дела совсем ослепну!» Кроме того Денис Никандров сослался на нарушение его права на защиту из–за того, что в течение нескольких месяцев следователи не допускали в дело двух его адвокатов - Александра Карабанова и Станислава Мальцева.

Присутствовавшие в зале защитники в свою очередь сообщили, что следствие так и не представило убедительных доказательств того, что их клиент может скрыться, оказать давление на свидетелей или помешать следствию. Но суд не внял этим доводам, как и доводам полковника юстиции Михаила Максименко.

Тот также добивался отмены продления ареста, заявляя, что с ним «вообще никаких следственных действий не проводится». При этом подследственный Максименко выглядел подавленным и усталым, часто переспрашивая слова судьи и защитника. Тот также настаивал на отмене продления ареста, указывая, что постановление Лефортовского суда вообще принимали без участия Михаила Максименко. «За день до рассмотрения ходатайства следствия, 14 декабря, Максименко положили в институт Сербского на психолого-психиатрическую экспертизу (проблемы у подследственного возникли из-за двух контузий, полученных на службе.- “Ъ” ),- заявил защитник.- Так и рассмотрели без его участия, а ведь это серьезное основание для отмены решения суда». Но апелляционный суд решил иначе, оставив в силе постановление коллег первой инстанции.

Видимо, ожидая такой исход, адвокаты бывшего начальника управления собственной безопасности СКР Александра Ламонова вообще не стали жаловаться в апелляцию Мосгорсуда. Хотя не признались в этом. «Мы (адвокаты.- “Ъ” ) были так заняты, что просто не успели подать жалобу в трехдневный срок»,- пояснила “Ъ” адвокат Ольга Лукманова. При этом адвокат категорически отрицала предположения о том, что ее клиент сотрудничает со следствием.

Алексей Соковнин

Адвокаты и правозащитники уверены, что это СИЗО оправдывает название - «пыточная тюрьма».

После того, как глава Серпуховского района Александр Шестун был арестован по сфабрикованному обвинению и был помещен в «Лефортово», об этом следственном изоляторе ФСБ приходится вновь говорить.

Из Сети известно, что именно здесь находятся многие герои телевизионных новостей: бывшие губернаторы, крупные предприниматели, топ-менеджеры компаний. Всего в «Лефортово» сегодня содержится около 200 человек.

Спроси любого из них, ответит, что он сейчас не живет, пребывает в фильме ужасов.

Но обо всем по порядку.

Как минимум половина обитателей изолятора имеют адвокатов по соглашению, которые навещают своих подзащитных не только во время следственных действий. Понятно, что к людям серьезной величины и адвокаты приходят соответствующие. И тут сразу одно «но» возникает. «Приходят» - громко сказано. В «Лефортово» им еще надо попасть.

Вот как о ситуации рассказывают правозащитники. «В этой московской тюрьме, где содержатся арестованные по резонансным делам - губернаторы, мэры.., - попасть на свидание к клиентам всегда было проблематично. Адвокаты занимают очереди с ночи, проводят около СИЗО целый день, прежде чем им удастся пробиться к подзащитному.

Около СИЗО «Лефортово» всегда стоят несколько машин. В одной из них и днем, и ночью дежурит неприметного вида молодой человек. Он держит список адвокатов на всю неделю. Когда его спрашивают, как можно записаться, молодой человек предлагает прийти в пятницу и тянуть жребий.

Известный адвокат Сергей Бадамшин написал на своей странице в Facebook:

«Это не вопрос переполненность тюрем, это вопрос организации процесса. Нужно увеличить количество «следственных кабинетов» для встречи с адвокатами, количество персонала - вводящих и выводящих, чтобы ускорить процесс. И нужно меньше сажать людей в тюрьмы : есть домашний арест, подписка о невыезде. Я, например, сторонник системы залога. У нас же сегодня самая распространенная мера пресечения - заключение под стражу. Просто и удобно - никуда человек не денется, адвокат постоит в очереди, все нормально. Но я считаю, что если избрать мерой пресечения залог, причем достаточно существенный, никто никуда бегать все равно не будет. Согласно моему личному опыту, из тех людей, которым избирали мерой пресечения залог, ни один никуда не скрылся».

Бадамшину вторит адвокат Елена Левина: «Не могу точно сказать, как давно существует эта проблема, - я в «Лефортово» хожу с апреля. Говорят, раньше было чуть легче. В «Лефортово» шесть рабочих кабинетов, и адвокаты, и следователи ходят в одни и те же кабинеты преимущественно. Следователей пускают обычно без очереди - таким образом, чем больше следователей идет в один день, тем меньше шансов у адвоката пройти. Это первая проблема.

Вторая - в «Лефортово» большая проблема с выводом содержащихся в СИЗО. Подзащитного кто-то должен вывести из камеры, довести до кабинета, обыскать и так далее. И по дороге никто не должен его встретить. Поэтому процесс очень длительный. Бывает, что по несколько часов приходится ждать».

Теперь становится понятнее, с чем связаны тревоги как самого Шестуна, так и его жены Юлии после перевода того в «Лефортово». Пробиваться к нему крайне сложно. Со своим защитником глава Серпуховского района не может встретиться с 18 июля! Приезжая к шести утра, к концу рабочего дня в СИЗО, перед ними в очереди остается по 15-20 человек... И не только ситуация с адвокатами заставляет вздрагивать.

В уже обнародованном письме Александра Шестуна, которое он передал правозащитникам, как раз речь о жутких реалиях: «Второй день ко мне не может попасть адвокат, а люди здесь не могут дождаться защитников неделями. Это грубейшее нарушение закона. СИЗО-2 «Лефортово» устроено так, чтобы унизить заключенных, сломать их и подавить волю...».

И Шестун еще не педалирует ситуацию, зачем накалять и без того его непростые отношения с системой подавления.

Зато это делает Зоя Светова, журналист и правозащитник, член Общественной наблюдательной комиссии города Москвы, давая интервью одному из столичных изданий.

Дело в том, что изолятор «Лефортово» я посещаю уже восемь лет, но последние два года - почти каждый день. Могу объяснить, почему раньше я и мои коллеги не говорили о том, что люди содержатся там действительно в пыточных условиях. Просто потому, что мы не хотели как бы вредить тем людям, которые нам об этом говорили. И люди-то с нами очень мало делились. В последнее время в этот изолятор заехали, говоря таким тюремным жаргоном, очень известные люди по резонансным делам.

Что такое пыточные условия?

Пыточные условия - это то, что, во-первых, этот изолятор очень старый, он, по-моему, XVIII века.

В нем вообще нет горячей воды?

В нем нет горячей воды, в нем есть камеры очень маленькие, это 8 квадратных метров на человека, где находятся два человека. Санузел не отделен от камеры. То есть там просто…

Хоть ты губернатор, хоть ты полковник, хоть ты рецидивист, извините, ходить в туалет будешь, в утку, на виду у всех всегда?

На виду у своего сокамерника. И не только на виду своего сокамерника, но на виду еще у видеокамеры, которая смотрит прямо на этот так называемый унитаз, который представляет из себя такой вот конус…

Воронка обычная?

Да. Кроме того, эта перегородка - она всего 1,5 метра.

Почему нет соли обычной пищевой?

Соли не дают по абсолютно непонятной причине. Как нам объяснили, что эти люди, эти заключенные, они натрут себе подмышки солью, у них будет температура, они не поедут на суд. Совершенно безумная…

На самом деле без соли человек с ума сходит, по-моему.

Но, кроме того, самое страшное в этой тюрьме - это то, что там изоляция, что не могут к заключенным попасть адвокаты, потому что там всего шесть кабинетов, а сейчас там 190 человек. Кроме того, специально не выводят людей для того, чтобы они волновались, нервничали, что адвокаты к ним не приходят. Мы уверены, что иногда искусственно не выводят людей…».

Та же Светова делает заключение: - Сейчас все сложилось в какой-то такой пазл, когда создается ощущение, что ФСИН, наоборот, усложняет жизнь заключенных, но следственный изолятор «Лефортово», я не хочу сейчас распыляться, стоит вообще особняком.

Но даже правозащитница, видимо устав перечислять все черные реалии СИЗО-2, не говорит, скажем, о том, что в голове обычного человека не укладывается. Там людям не выдают теплые вещи. Александр Шестун, написавший об этом, совсем не исключение.

Вспомним его письмо: «Я замерз, но мне запретили даже накрываться одеялом. Меня сегодня не пустили в баню из-за того, что мой сосед после операции не смог пойти. А условие - вдвоем или никто».

Само собой, мерзнет не он один. В 21 веке это дикость неописуемая. Впрочем, ее констатировали не раз и адвокаты, и те же правозащитники. В отчете Зои Световой и Елены Абдуллаевой, обнародованном в Сети, сказано, как в СИЗО-2 «заставляют людей, умоляющих теплые вещи поднять со склада, расписаться, что их заявление одобрено, а потом... вы слышали вообще такое? Потом месяцами не выдают теплую одежду со склада ! И Иванов, режимник такой, нам говорит: по 59-му ФЗ мы теперь имеем право в течение месяца им эту одежду выдавать. А не сразу. Что?!! А?».

Мозги от реалий еще не снесло? Тогда продолжим изучать лефортовский быт.

Не так давно всплыл еще один факт - прослушка тех мест, где заключенные общаются с адвокатами. Об этом редакции «Независимой газеты» рассказал бывший сотрудник уголовного розыска, майор в отставке Алексей Суханов. Став адвокатом, он столкнулся с тем, чем сам занимался во время работы в силовых структурах, - прослушкой в СИЗО переговоров с подследственными, которые по закону считаются адвокатской тайной. И он, и другие его коллеги уверяют, что сотрудники СИЗО подсматривают за ними, подслушивают и изымают передаваемые во время бесед бумаги. В пресс-службе ФСИН на просьбу «НГ» подтвердить или опровергнуть информацию о массовых прослушках не ответили. Эксперты же пришли к выводу, что приведенный Сухановым пример типичен для российской правоохранительной системы и активно используется при расследовании «политических» дел.

И вот не заключение - коллективный вопль, исторгнутый сразу несколькими правозащитниками: «Этот изолятор нужно закрыть. Ему не место в Москве в 21-м веке. Если он тут есть, то это кому-то слишком прозрачно нужно. На это пора обратить внимание. Мы живем в демократической стране, тут есть еще общественность, и есть президент. Есть тут кто-нибудь вообще? Мы проверяли сегодня пыточный зал».

Для справки : Тюрьма была основана в 1881 году, с 1924 года - изолятор специального назначения, с 1930 - исправительно-трудовая колония. В 1935 году она была превращена в тюрьму для подследственных и в 1936 году была передана в ведение НКВД. Во время сталинских репрессий тюрьма широко использовалась НКВД как место пыток, при проведении допросов. С 1954 года по 1991 год тюрьма являлась следственным изолятором КГБ. В ней содержались во время следствия многие известные советские диссиденты.

С 1992 по 2005 год Лефортовская тюрьма - следственный изолятор ФСБ. В 2005 году тюрьма была переведена под управление минюста. (Закон, запрещает ФСБ иметь следственные изоляторы). Но Андрей Солдатов и Ирина Бороган заявили в 2006 году, что сотрудники ФСБ продолжили работать в тюрьмах и после указа путем получения удостоверений «прикомандированных сотрудников» министерства юстиции.

26 сентября 2017 года уполномоченный по правам человека в Москве Татьяна Потяева заявила, что до конца года в СИЗО «Лефортово» должны провести горячую воду. Этого так и не произошло.

Руслан Кривобок/РИА Новости

В российских следственных изоляторах есть проблема: адвокатам сложно попасть к своим клиентам. Чаще всего дело в перегруженности СИЗО, но иногда следователи намеренно мешают защитникам встречаться с доверителями. Адвокаты решают проблему по-разному: одни обращаются Конституционный суд, другие стихийно создают новые элементы гражданского общества вроде лотереи и «Лефортово-чата».

Лотерея в «Лефортово»

Пятница, девять утра, вход в следственный изолятор «Лефортово» на востоке Москвы.

В небольшой комнате-тамбуре тесно. Обычно здесь находятся те, кто ожидают свиданий с подследственными родственниками или хотят передать им продукты. Сейчас на скамейках тоже сидят несколько женщин, в ногах у которых стоят полные пакеты с логотипами столичных супермаркетов. Виднеются четвертинки сыра, упаковки зефира и творога. На столе стоят весы 1973 года выпуска - взвешивать передачки. Девочка лет одиннадцати читает книгу, положив голову на плечо маме.

Но большая часть собравшихся в комнате - это мужчины. Некоторые в дорогих пальто, с солидными кожаными портфелями в руках. В их лицах и движениях видна деловитость, не свойственная измученным родственникам заключенных. Да и пакетов с продуктами они не принесли. Все эти люди - адвокаты, юристы, пришедшие сюда ради жеребьевки. Вот как она выглядит.

Борис Кожемякин, пожилой адвокат с интеллигентным голосом, начинает перекличку. Он называет фамилии подследственных, а откликаются их защитники. Список получается звучным:

— Гайзер! Белых! Захарченко! Пичугин!..

«Лефортово» - следственный изолятор ФСБ. Многие содержащиеся здесь - герои телевизионных новостей: бывшие губернаторы, крупные предприниматели, топ-менеджеры компаний. Естественно, и адвокаты у них соответствующие. Можно сказать, в этой тесной комнате собрались представители лучших адвокатских бюро столицы.

Всего в «Лефортово» сидит 91 человек, к которым постоянно приходят защитники. Перекличка показывает, что пришли представители 57 арестованных. Номера от 1 до 57, написанные на маленьких бумажках, кладут в кожаную кепку - и начинается розыгрыш.

Борис Кожемякин называет фамилии из списка, и защитники один за другим тянут бумажки. Защитник Гайзера вытягивает 45-й номер. Адвокату Белых попадается шестой. Представителю Пичугина - Денису Раскину из коллегии адвокатов «Гриднев и партнеры» - достается второй номер, и коллеги уважительно кивают: повезло! Кто-то вытягивает цифру 1, и тут уже открыто звучат поздравления, даже единичные аплодисменты.

Эта странная церемония - лотерея, которую защитники лефортовских узников придумали, чтобы бесконфликтно распределять между собой время визитов к клиентам. Делом в том, что каждый день попасть в Лефортово могут лишь несколько человек: на большее не хватает следственных кабинетов.

Раньше адвокаты приходили к изолятору в пять-шесть утра, чтобы записаться в очередь. Если ты оказывался в очереди, например, двадцатым, можно было прождать у изолятора весь день, но так и не попасть к клиенту. И на следующий день снова приходилось ехать - уже к четырем утра, чтобы занять очередь пораньше. Это было настоящим испытанием. Списки записавшихся терялись и рвались. Доходило чуть ли не до драк. И в апреле этого года два адвоката, Борис Кожемякин и Карен Гиголян, предложили коллегам разыгрывать право очереди.

Система работает просто. Адвокаты, желающие встретиться со своими клиентами на ближайшей неделе, собираются в «Лефортово» в пятницу в девять утра. Кто-то приходит сам, кто-то отправляет помощников. В хорошую погоду собираются на улице, прямо у входа в СИЗО. Если холодает - жеребьевка проходит в тамбуре. Зачитывается список фамилий. Определяются активные участники. Их количество делится на пять рабочих дней. Получается, например, что в понедельник, вторник и среду к заключенным попадут по 12 человек, а в четверг и пятницу - по 11.

Потом проводится розыгрыш, по результатам которого составляется точный график посещений, расписанных по дням недели. Например, если вам выпал номер 27, вы пойдете третьим в среду (12 в понедельник +12 во вторник +3). Значит, вам можно не приезжать в другие дни к СИЗО, не терять время и нервы. Просто приехать с утра в среду, сдать документы и дождаться короткой очереди на посещение.

Получившийся график адвокаты фотографируют на телефоны. Это не только напоминание для себя, но и гарантия, что в него не будут внесены никакие изменения.

Система работает несколько месяцев, и за это время не дала крупных сбоев. Чтобы поддерживать связь, юристы создали группу в Whatsapp, которая называется «Лефортово-чат». Там можно поменяться местом в очереди с кем-нибудь из коллег, если у вас изменились планы. Продавать места в очереди запрещено.

«Это еще и форма общения, - говорит Борис Кожемякин. - Так мы сидим по своим норам-офисам, а здесь встречаемся и общаемся раз в неделю». Действительно, во время жеребьевки юристы успевают обсудить услышанные по радио последние новости: предложение Елены Мизулиной штрафовать мужчин за неисполнение супружеского долга. «А женщин за мигрень штрафовать будут?» - спрашивает кто-то, и все смеются.

Администрация СИЗО, по словам адвокатов, в курсе их самоорганизации и в целом поддерживает начинание. Представители «Лефортово-чата» встречались с начальником изолятора Алексеем Ромашиным, которому идея понравилась.

В других СИЗО Москвы ситуация сложнее. Иногда приходится занимать очередь в 4-5 утра. Случаются драки за места. «Если у тебя есть обязательства перед клиентом, очень сложно объяснить ему, сидящему в СИЗО, что ты не смог попасть на встречу из-за большой очереди», - говорит Денис Раскин. В очередях стоят не только адвокаты, но зачастую и следователи. «Недавно одна женщина-следователь пришла к двум часам дня, а в СИЗО огромная очередь. Ей говорят: надо приходить к шести утра. А у нее горят сроки, нужно встретиться с подследственным для процессуальных действий. Так она разревелась в голос прямо в очереди», - рассказывает другой защитник. По словам юристов, самая сложная ситуация - в единственном женском СИЗО №6 «Печатники» в Москве, а также в СИЗО №4 в Медведково («Медведь»).

В «Лефортово» относительно мало заключенных, и там защитники смогли договориться. В изоляторах, где содержатся сотни подозреваемых, право на встречу с клиентом приходится в прямом смысле защищать силой.

К клиенту - только с разрешения следователя

Хуже, когда адвокат не может попасть к клиенту не из-за большой очереди, а потому что так решил следователь. В ноябре 2015 года адвокат Сергей Бадамшин около месяца не мог увидеться со своей подзащитной Варварой Карауловой. Караулова, студентка МГУ, содержится в СИЗО «Лефортово», ее обвиняют в попытке присоединиться к террористической организации - она хотела вступить в ИГИЛ.

Вообще-то, по закону никаких специальных разрешений для встречи адвоката с клиентом не нужно. Достаточно адвокатского удостоверения, ордера - и можно встречаться с клиентом, сколько необходимо. Так говорится в федеральном законе №103 «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых» и в статье №49 Уголовно-процессуального кодекса.

Однако в статье №53 УПК есть еще одна норма: защитник приступает к своим обязанностям с момента допуска к делу. Во ФСИН считают, что таким образом следователь должен удостоверить право адвоката на допуск к делу. И уже после этого защитник может встречаться со своим клиентом, просто предъявляя удостоверение и ордер. По словам Бадамшина, в его случае следователь «исчез», не подтвердив допуск, и Караулова месяц после ареста была лишена права на защиту. Как считает защитник, закон нужно изменить, четко прописав там, что никаких дополнительных документов у адвоката требовать нельзя.

Кристина Кормильцева/Коммерсантъ

Статс-секретарь Палаты адвокатов РФ Константин Добрынин подтверждает, что такая проблема есть. «Разрешение о допуске адвоката - это номерной бланк с текстом, датой, подписью следователя и гербовой печатью. Защитник, прежде чем попасть к своему доверителю, приходит на прием к следователю, предъявляет тому удостоверение и ордер. После получения такого разрешения он может отправляться в следственный изолятор в надежде успеть пройти очередь из следователей и адвокатов. Таким образом, под различными смехотворными и нелепыми предлогами («печать у руководства», «следователь на выезде», «у меня трое суток на рассмотрение вашего ходатайства» и т. п.) защитника могут не пускать к доверителю в течение некоторого времени - как правило, первых дней после заключения под стражу. А именно в эти дни следственные и оперативные работники наиболее активно склоняют арестованных к даче признательных показаний и уговаривают согласиться на бесплатного адвоката. Все это умаляет авторитет правосудия и нарушает права людей», - считает Добрынин. Стоит отметить, что закон не обязывает адвокатов получать разрешения у следователей, но такова сложившаяся практика.

В 2015 году на эту проблему уже обращал внимание Совет по правам человека при президенте РФ. Депутат-единоросс Владимир Плигин, занимавший тогда пост председателя думского комитета по конституционному законодательству, внес соответствующий законопроект, под которым подписались многие его коллеги. В пояснительной записке говорилось, что недопуск защитника нарушает конституционное право подозреваемого на юридическую помощь и «способствует созданию условий для злоупотребления процессуальными полномочиями». В записке также было сказано, что мнение президента совпадает с мнением авторов законопроекта.

Однако закон до сих пор не рассмотрен. И может быть отклонен, ведь правительство дало на него отрицательный отзыв. В кабинете министров считают: если принять закон, в СИЗО начнут ломиться толпы защитников, не имеющих отношения к конкретному делу.

Зампред думского комитета по государственному строительству Рафаэль Марданшин сказал сайт, что поправки Плигина вскоре будут рассмотрены профильным комитетом (сам автор законопроекта Плигин не избрался с новую думу).

Сергей Бадамшин и его коллега, адвокат Гаджи Алиев, обратились в Конституционный суд. Они пожаловались на 53-ю статью УПК, в которой говорится о необходимости получать разрешение следователя для встречи с клиентом. На днях они получили ответ, где говорится, что КС уже проверял эту норму в 2001 году. Тогда суд решил, что выполнение адвокатом обязанностей защитника «не может быть поставлено в зависимость от усмотрения должностного лица или органа, в производстве которых находится уголовное дело».

Получается, что и Конституционный суд, и Совет по правам человека, и президент, и «единороссы» выступили за изменение этой нормы. Но Госдума до сих пор тянет с принятием поправок.

Арестованных должно быть меньше

Человек, находящийся под следствием и ожидающий суда, - не преступник. Его вина не доказана. Он имеет право конфиденциально общаться с адвокатом столько, сколько считает нужным. Но попав в СИЗО, с точки зрения системы, такой человек становится «почти преступником», и федеральная служба исполнений наказаний получает над ним огромную власть.

Адвокат Вадим Клювгант вспоминает свою поездку в СИЗО Екатеринбурга. «Я был немало впечатлён тем, как организованы там свидания адвокатов с подзащитными, - рассказывает адвокат. - В довольно тесной комнате для свиданий, перегороженной в длину решёткой-«клеткой», с одной стороны сидят «в линеечку» адвокаты, а напротив, в «клетках» - их подзащитные (разумеется, все по разным делам). И все одновременно обсуждают свои беды и проблемы. О какой конфиденциальности и эффективности свидания в таких условиях можно говорить - вопрос риторический, но слово «профанация» (если не издевательство), пожалуй, было самым мягким из тех, что пришли тогда на ум. Не знаю, изменилось ли что-то с тех пор, но иллюстрация масштаба бедствия очень яркая», - говорит Клювгант.

По его словам, обвинение и суды массово злоупотребляют правом на арест, несмотря на все разъяснения высших судов и вопреки им. В результате следственные изоляторы кратно переполнены, там нет «элементарных условий для реализации конституционного права на беспрепятственное конфиденциальное свидание с защитником и получение квалифицированной правовой помощи». Нет ни достаточного количества помещений, ни технических средств, ни возможности спокойно поработать с документами уголовного дела.

Арестовывать следует только тогда, когда не арестовать невозможно, говорит Вадим Клювгант. А еще необходимо бороться с волокитой, из-за которой подследственные находятся в изоляторе многими месяцами, а то и годами. «Нужно как можно быстрее выселить из СИЗО всех, кому там не место, и жёстко, последовательно не допускать попадания туда таких людей», - считает адвокат.

Приводимые официальной статистикой и чиновниками примеры «гуманизации» мер пресечения он называет неубедительными: «Если в прошлом году было сто случаев избрания залога на всю страну, а нынче стало триста, неужели это повод для оваций по поводу трёхкратного роста столь гуманной меры пресечения? А если, например, вместо пары тысяч домашних арестов стало три - это разве повод? Особенно если иметь в виду, что в СИЗО содержатся сотни тысяч людей, не признанных виновными, а лишь заподозренных или обвинённых в преступлении, при этом суды стабильно удовлетворяют более 90% ходатайств следователей о заключении обвиняемых под стражу и о продлении срока содержания под стражей».

По словам адвоката, основной неотложной задачей является воссоздание независимого суда, преодоление его зависимости от репрессивного аппарата государства. Именно в это в конечном счете упираются любые попытки защитить права граждан, ставших подследственными или подсудимыми. «Пока судебная практика будет идти вразрез с Конституцией, законом и общими требованиями высших судов, ожидать реальных сдвигов к лучшему не приходится», - считает Клювгант.