Репрессивная система и карательная политика ссср. Карательная политика На фронт — по собственному желанию

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ И НАУКИ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЯДЕРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ «МИФИ»

Димитровградский инженерно-технологический институт

433511, г. Димитровград, Куйбышева, д. 294

Кафедра «Право»

Специальность 030900 «Юриспруденция»

Реферат по основам уголовной политики

Карательная (репрессивная) модель уголовной политики

Выполнил студент группы Ю-21

Вершинин Денис Дмитриевич

Димитровград 2013

Под уголовной политикой понимается часть политики государства в сфере борьбы с преступностью. Она связанна одновременно и с внешней и с внутренней политикой, но по большей части, разумеется, с внутренней. Уголовная политика может осуществляется разными способами и проявлять себя в разных моделях её проведения. И одной из известных моделей уголовной политики является карательная модель. Или как её по-другому называют репрессивная модель уголовной политики.

Карательная политика государства в целом и уголовная политика в частности - явление многоаспектное. Она формулируется и закрепляется на законодательном уровне, но ее фактическое содержание в значительной мере определяется практикой применения нормативных предписаний, установленных органами государственной власти. Следует подчеркнуть, что карательное воздействие на личность преступника (правонарушителя) выражается не только и не главным образом в связи с назначением и исполнением определенного ему судом уголовного наказания. Карательная политика проявляется в разных направлениях и в разных аспектах, в таких как уголовно правовой аспект, уголовно –процессуальный и уголовно-исполнительный. В уголовно-правовом аспекте она выражается в определении круга деяний, признаваемых преступными (объем криминализации и декриминализации преступлений, разделение их на определенные категории преступлений и т. д.), в установлении возраста наступления уголовной ответственности (например, в Ирландии она наступает с семилетнего возраста, в то время как в РФ с 16 летнего), видов и системы наказаний, порядка назначения и освобождения от их отбывания (в том числе и разных видов досрочного освобождения) и в ряде других направлений.

В уголовно-исполнительном аспекте карательное воздействие состоит в установлении порядка и условий исполнения и отбывания тех или иных видов наказаний, в определении количества и объема ограничений в правовом статусе осужденного, в том на какие виды подразделяются исправительные учреждения в каком либо государстве, какие в них созданы средства для исправления заключенных и другие вопросы.

В качестве наиболее интересного аспекта проявления карательного воздействия уголовной политики можно рассматривать уголовно процессуальный аспект. Несмотря на то что здесь он не слишком уместен, так как виновность лица в совершении инкриминируемого ему преступления еще только устанавливается и нет вступившего в законную силу приговора. То есть кара подозреваемому, обвиняемому или подсудимому воздается заранее. И это оправдывается далеко не всегда, ведь согласно статистики каждый пятый привлеченный к уголовной ответственности не доходит даже до суда, поэтому объем карательного воздействия на этой стадии отправления правосудия в принципе должен быть минимальным. Но на деле мы видим совсем другую ситуацию, особенно когда речь идет о содержании лица под стражей: именно в следственных изоляторах (по существу, в тюремных условиях) люди нередко томятся многие месяцы или даже годы, испытывая колоссальные страдания в ожидании того, когда им назначит наказание суд. Особенно это кажется диким тогда, когда после нескольких месяцев, проведенных в следственном изоляторе, лицу назначают наказание, связанное с лишением свободы. Реформы, направленные сокращение или хотя бы ограничения срока содержания под стражей обвиняемых и подсудимых во время предварительного расследования и судебного рассмотрения не увенчались успехом.

Российская уголовная политика в настоящее время, в сравнении с политикой советского государства начинает сбавлять обороты, но в то же время в Российском уголовном законодательстве можно увидеть многие аспекты проявления репрессивной уголовной политики.

Новый УПК РФ содержит много ограничений карательного свойства - некоторые из них не были известны даже в годы массовых репрессий времен культа личности. Так, ч.4 ст.96 УПК РФ "Уведомление о задержании подозреваемого" делает исключение из общего правила об уведомлении кого-либо из близких родственников не позднее 12 часов о факте задержания: при необходимости сохранения в интересах предварительного расследования в тайне факта задержания уведомление с санкции прокурора может не производиться, за исключением случаев, когда подозреваемый является несовершеннолетним. И на деле наблюдаем ситуацию, когда пропадает человек, родственники его везде ищут, а он в это время сидит в следственном изоляторе. Иначе как правовой беспредел подобную норму охарактеризовать нельзя; в ней не содержится даже указания ни на категорию преступлений (например, особо тяжкие), ни на предельный срок такого умолчания. Данная норма может послужить базовой основой для массовых нарушений охраняемых Конституцией РФ прав и свобод граждан.

Нет никаких сомнений в том, что характер карательной уголовной политики зависит от социально - экономического, политического, правового и общественного состояния государства, от уровня развития демократии и культуры общества, состояния, структуры и динамики преступности, но ее корректировка (особенно в сторону либерализации) имеет определенные объективные пределы. Особенно это касается наказания - его видов, системы и порядка исполнения. Наказание остается таковым до тех пор, пока обладает карательными свойствами. Если эти свойства сходят на нет, то наказание перестает выполнять свои функции. Оно просто перестает быть наказанием. Это наглядно проявляется при исполнении наказания в виде лишения свободы. Лет 15 - 20 назад практических работников уголовно - исполнительной системы весьма резко критиковали за "окультуривание" мест лишения свободы, требуя сохранить суровость условий содержания осужденных в целях более высокого предупредительного воздействия на население. Современная практика развитых зарубежных стран идет по пути максимальной либерализации условий отбывания наказания в местах заключения, оставляя лишь минимально необходимые элементы принуждения, кары, связанные прежде всего с профилактикой побегов и иных правонарушений со стороны заключенных.

Россия также должна в принципе идти по такому пути. Однако в нынешних условиях сделать это достаточно трудно, причем не только в силу социально - экономических факторов. Многое упирается в традиции, психологические факторы, в стиль и методы работы. Например, наши следственные органы более или менее эффективно могут работать лишь в условиях, когда подозреваемый и обвиняемый находится под стражей. Если ограничить эти условия, то они в один голос заявляют о дезорганизации работы следственного аппарата. Отсюда всевозможное давление и лоббирование сохранения статус - кво, когда фактически любого подозреваемого и обвиняемого можно взять под стражу. И как следствие такого подхода - суды, как бы они ни были независимы, выносят приговоры с реальным лишением свободы либо определяют их сроки по фактическому времени нахождения лица в следственном изоляторе.

Также карательную политику можно проиллюстрировать в следующем ключе. Тюремная система развитых стран идет по пути одиночного содержания заключенных, видя в этом залог охраны их прав и свобод. В России одиночное заключение традиционно рассматривается как один из наиболее строгих видов дисциплинарного наказания осужденных. Если наличие в камерах общего туалета, смотрового глазка в двери камеры, наличие в коридорах ниш и боксов, куда ставят заключенных лицом к стене при встречном движении с другими заключенными, и ряд других элементов тюремной атрибутики в России являются традиционными и вполне необходимыми, то за рубежом они рассматриваются в качестве разновидностей пыток заключенных. Поэтому корректировка карательной политики должна осуществляться и с учетом указанных обстоятельств, а также того, что формирование нового сознания, стиля работы, традиций требует всегда больше времени, нежели создание необходимых материальных предпосылок.

В настоящее время корректировка карательной политики достаточно широко осуществляется не только на законодательном уровне, но и в других направлениях, в частности в рамках регулярно проводимых амнистий и помилований. При этом если амнистии имеют достаточно большую прозрачность для населения, то акты помилований до недавнего времени такой прозрачностью не обладали, что в ряде случаев вызывало у граждан много вопросов.

Массовые помилования и амнистии - не лучший способ корректировки такой политики, так как у правоохранительных и судебных органов (да и у населения) складывается впечатление бесперспективности и ненужности их кропотливой работы по пресечению, раскрытию данных преступлений и доведению их до суда. К тому же амнистии, как правило, не решают тех проблем, в связи с которыми они были осуществлены. Например, самая массовая амнистия после 1953 г. была проведена в 2000 г. (прежде всего в связи с переполнением уголовно - исполнительной системы), на свободу было выпущено свыше 206 тыс. человек. Но это мало что дало, так как уже к окончанию ее проведения численность лиц, содержащихся в следственных изоляторах, не только стабилизировалась, но и стала иметь тенденцию к росту. Рост численности контингента в следственных изоляторах и уголовно - исполнительных учреждениях продолжался и в 2001 году. Это обусловило проведение новой амнистии в отношении женщин и несовершеннолетних.

В связи с негативной реакцией населения на факты массовых помилований (когда только за один год освобождалось, по существу, 10 - 12 колоний, на свободу тысячами выходили убийцы и другие тяжкие преступники, отбывшие в ряде случаев всего по 2 - 3 года из назначенных длительных сроков наказания, причем зачастую характеризующиеся отрицательно) Президент РФ издал Указ от 28 декабря 2001 года № 1500 "О комиссиях по вопросам помилования на территориях субъектов Российской Федерации", которым существенным образом изменил всю процедуру помилования. Оценивая в целом положительно данную меру как необходимую и своевременную, вместе с тем следует отметить, что Указ не только существенным образом ужесточил карательную политику, но в своей содержательной части вошел в противоречие с конституционными нормами и нормами УК РФ. По Конституции РФ и УК РФ Президент РФ не ограничен ни в круге, ни в числе лиц, которых он имеет право помиловать. Это его исключительное право. В Положении о порядке рассмотрения ходатайств о помиловании в Российской Федерации, утвержденном названным Указом (ч. 2 ст. 2), содержится перечень лиц, к которым помилование, как правило, не применяется. Это: а) совершившие умышленное преступление в период назначенного судом испытательного срока условного осуждения; б) злостно нарушающие установленный порядок отбывания наказания; в) ранее освобождавшиеся от отбывания наказания условно - досрочно; г) ранее освобождавшиеся от отбывания наказания по амнистии; д) ранее освобождавшиеся от отбывания наказания по помилованию; е) которым ранее производилась замена назначенного судом наказания более мягким наказанием. То есть Президент РФ лично ограничил свои права, предоставленные ему Конституцией РФ. Кроме того, он ограничил это свое право таким образом, что по существу лишил возможности обращаться с просьбой о помиловании весьма широкий круг лиц, в общем-то не представляющих большой общественной опасности, в то время как серийные убийцы, бандиты и другие опасные преступники такое право сохранили.

Корректировка карательной политики возможна и другими путями. Например, будучи Председателем Правительства РФ, В.В. Путин на совещаниях неоднократно давал указания пересмотреть обоснованность содержания подозреваемых и обвиняемых под стражей, в результате чего была изменена мера пресечения многим лицам. Пленум Верховного Суда РФ может также корректировать правоприменительную практику в своих руководящих постановлениях, которые являются обязательными для исполнения не только для судов, но и правоохранительных органов, занимающихся расследованием преступлений. Совершенствованию правоприменительной практики во многом будет способствовать и передача суду полномочий по аресту и содержанию под стражей подозреваемых и обвиняемых (правомерность этого подтверждена недавно Конституционным Судом). Новый порядок, вводимый с 1 июля, несомненно, положительно отразится и на обоснованности применения карательных мер.

Изменения в уголовной политике напрямую сказываются на политике уголовно - исполнительной, которая вынуждена не только следовать ей, но и закреплять ее основные положения на стадии исполнения уголовных наказаний. Уголовно - исполнительная система испытывает изменения уголовной политики, вбирая в себя все ее недостатки. Особенно это отражается на численности осужденных и их качественных характеристиках. Поэтому уголовно - исполнительная система и выступает зачастую инициатором изменения, корректировки уголовной политики, как это было с Законом от 21 февраля 2001 года, существенно изменившим карательную политику в сторону ее смягчения. В результате только в уголовно - исполнительном законодательстве изменилось более тридцати норм, в которых в основном были гуманизированы условия и порядок исполнения наказания, что приблизило их к требованиям международных стандартов обращения с осужденными. В условиях реформирования уголовно - исполнительной системы это обстоятельство исключительно важно. По крайней мере, российская и мировая общественность проведенную в то время корректировку уголовной и уголовно - исполнительной политики восприняли достаточно позитивно. Как будет воспринято отступление от этих принципов - предугадать нетрудно.

Фото Елены Вериго

"Право.Ru" продолжает рассказывать о судьях с неординарной судьбой. Очередная история — об Александре Блинове, одном из немногих, судей, написавших книгу воспоминаний о жизни, работе в следственных органах и в Челябинском облсуде, где под его председательством составом суда вынесено восемь приговоров к высшей мере наказания, после одного из которых врачи чудом вернули его "с того света", а также о том, почему он запрещал своим детям получить юридическое образование.

Судья, твоя совесть - святыня! // На ней не должно быть вовеки пятна, // верши справедливость, она как твердыня: //коль трещина в кладке, то шатка стена…

Эти строки написаны судьей в отставке с 28-летним стажем работы в Челябинском облсуде Александром Блиновым. Образно сформулировать суть своей профессии, ее моральные и этические особенности пробуют в стихотворной форме многие судьи (в начале 2000-х в журнале судейского сообщества РФ "Судья" даже существовала хорошо заполняемая рубрика "А судьи кто? Поэты"). Однако почти неизвестны факты, когда современные служители Фемиды, отойдя от дел, решаются обратиться к эпическому жанру — мемуарам.

Между тем, биографии многих судей старшего поколения насыщены событиями, которые могут представлять большой общественный интерес. Они вместили в себя как советский период правосудия с его народными заседателями, "свадебными" адвокатами, сценическими постановками показательных процессов в Домах культуры и расстрельными приговорами, так и "перезагрузку" судебной системы СССР, трансформацию смертной казни в пожизненное заключение, реанимацию судов присяжных, гуманизацию УК и многое другое.

Особенно драматичной для отечественной Фемиды выдалась вторая половина 90-х годов прошлого века. Она характеризовалась массовым исходом из профессии судей судов общей юрисдикции, ультиматумами региональных судейских сообществ в адрес новых властей с предупреждениями о прекращении рассмотрения дел до решения финансовых проблем судов. (Доходило до того, что судьи писали новые приговоры на оборотной стороне старых, просили обращающихся в суд приносить свою писчую бумагу и конверты для рассылки повесток). Вчерашние народные судьи психологически словно пребывали тогда в двух параллельных мирах — социалистической законности и декларируемых новых демократических ценностей, а по углам залов судебных заседаний таились призраки советского правосудия.

По словам Александра Блинова, "у каждого судьи воспоминаний хватит на целую книгу". Когда он решил взяться за перо, ему было уже за восемьдесят. После трех лет работы книга "Мои воспоминания" вышла в свет в местном издательстве. В настоящее время 89-летний автор продолжает работать над вторым изданием.

На фронт — по собственному желанию

Александр Блинов родился в 1923 году в станице Мариинской Челябинской области. Через четыре года семья Блиновых тайком покинула станицу: многие зажиточные казаки отказались вступать в коллективное хозяйство и решили покинуть насиженные места, не дожидаясь репрессий со стороны местных властей.

"Фамилия Блиновых была известна всем и, в первую очередь, чекистам, — повествует об этом времени автор, составивший "по рассказам отца и матери, а также ныне здравствующих Блиновых" свою родословную [в цитатах из книги сохранена орфография и пунктуация автора. - А.П.]. — Родственники купца Блинова Василия Ильича (брата моего деда Константина Ильича) имели в то время в станице магазин, паровую мельницу и двухэтажный дом <…>. Эти родственники немедленно и неведомо куда скрылись из станицы".

Вслед за родственниками под покровом ночи выбралась из станицы и семья Александра, которую сначала приняли родственники в г. Карталы Челябинской области. Но, пишет автор, "… отцом заинтересовалось НКВД, и мы немедленно покинули Карталы. На сей раз мы уехали на подсобное хозяйство "Красный огородник" в шестидесяти километрах от райцентра Адамовка Оренбургской области. Там прожили год и, чтобы не "засветиться", уехали всей семьей на глухой железнодорожный разъезд под названием Жуламансай".

В конечном счете, семья Блиновых все же выжила в неравном поединке с всесильным государством. Накануне Великой Отечественной войны Александр окончил 10 классов (и намеревался поступать в летное училище). Призыву в армию юноша не подлежал по возрасту. Тогда он, не раздумывая, записался добровольцем, но родным об этом не сообщил. Когда в августе 1941-го пришла повестка, отец удивился: что, уже 17-летних берут? Но когда узнал, что сын будет учиться в авиационной школе, смирился и сказал жене: "Мать, собирай родню на проводы".

В 1942 году Александр закончил авиашколу в Марксштадте (Автономная область немцев Поволжья). Новоиспеченный воздушный стрелок-радист был направлен в 719-й полк ночных бомбардировщиков. В составе летных экипажей участвовал в Сталинградской и Курской битвах, Корсунь-Шевченческой и Ясско-Кишиневской операциях, в освобождении Румынии, Болгарии и Польши. Блинов награжден орденами Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды, медалями "За оборону Сталинграда", "За победу над Германией", а также польским орденом "Бронзовый крест за Заслуги".

Род деятельности — разгадка "преступных ребусов"

После ранения, полученного на фронте, Блинов получил инвалидность 2 группы, которая закрыла ему дорогу в авиацию. В 1949 году Блинов окончил Свердловский юридический институт (с 1992 г. - Уральская государственная юридическая академия). Начинал следователем в транспортной прокуратуре Южно-Уральской железной дороги, куда его направили по распределению. "Искать, разгадывать преступные ребусы виновных лиц, восстанавливать фактические события — увлекательное занятие", — признался Блинов в своих воспоминаниях. Через два года после окончания вуза он уже участвовал в работе конференции лучших следователей прокуратуры СССР. Блинову стали поручать наиболее сложные дела. К их числу относилось крайне запутанное дело супругов Белобородовых.

Двухлетний сын Белобородовых поступил в железнодорожную больницу Челябинска с острыми болями в желудке, причиной которых, как выяснилось позже, были осколки лезвия для бритья (ребенка пришлось оперировать). Родители на допросах в прокуратуре утверждали, что ребенок сам разгрыз лезвие, однако эта версия следствием была отброшена - у пострадавшего было только два верхних зуба. Кроме того, при опросе соседей выяснилось, что у Белобородовых после их поездки в Латвию исчез недавно родившийся мальчик. Родители на допросе показали, что отдали сына родственнице в Латвии, а та увезла его в Польшу. Позднее они сменили показания: мальчик, якобы, умер на обратном пути, и они незаметно вынесли тело "на какой-то станции в погребную яму".

"Супруги Белобородовы были арестованы, и ко дню принятия мной дела к производству находились уже шесть месяцев под стражей. Следствие зашло в тупик. Проанализировав все материалы двухтомного дела, я пришел к выводу, что допрос следует начинать с матери…", - вспоминает Блинов.

Умение расположить к себе допрашиваемых было сильной стороной Блинова, которое отмечалось в служебных характеристиках молодого следователя. Он, что называется, не втирался в доверие допрашиваемого, а искренне пытался понять мотивы его поступков. На допросах Белобородовой он пришел к выводу, что она боится не только и не столько наказания за правонарушение, сколько расправы со стороны трижды судимого мужа. "Она долго колебалась. Предчувствие, видимо, подсказало ей поверить мне, увидеть во мне защитника и спасителя своей грешной судьбы. Наконец мы с ней нашли общий язык, она из преступницы оказалась моей помощницей, заинтересованной в раскрытии преступления".

Подследственная рассказала: муж, собираясь с ней развестись, не раз говорил, что не намерен платить алименты за двоих детей. Попытка убить старшего ребенка — наверняка, его рук дело. А что касается новорожденного, то муж продал его в дороге незнакомой женщине на Казанском вокзале в Москве за 146 рублей и наручные часы. Но где искать покупательницу ребенка? На одном из допросов Белобородова вдруг вспомнила, что муж тогда что-то записал на пачке сигарет. Блинов провел в квартире Белобородова тщательный обыск и нашел пачку из-под "Примы" с записью серии и номера паспорта.

Между законом и справедливостью

В городке, где жила подозреваемая, следователь с вокзала сразу направился в местную больницу. По его предположению, "покупательница" могла лечиться от бесплодия, что и подтвердилось. А документы о "рождении" у нее мальчика она могла получить, дав взятку медикам. Визит в сберкассу подтвердил проницательность Блинова: женщина разом сняла со сберкнижки немалую сумму.

Однако Блинов неожиданно столкнулся с ситуацией, когда законное решение не восстанавливало, на его взгляд, справедливость. Женщина-одиночка, которая приобрела ребенка, оказалась фронтовичкой, служившей в годы войны в действующей армии. На первой же встрече со следователем она откровенно все рассказала, но заявила: если у нее отберут младенца, ей останется только покончить с собой. Блинов между делом отметил, что младенец ухожен, новая мать души в нем не чает. Как быть, мучительно размышлял он, вернуть ребенка в семью, которая его продала и, где его старшему брату отец скормил обломки лезвия?

"Естественно, мне фронтовику-следователю до глубины души стало жаль фронтовичку, совершившую преступление. На мое и на ее счастье к тому моменту вышел Указ от 1 ноября 1957 года "Об объявлении амнистии в честь 40-летия Октябрьской революции", то есть дело в отношении нее подлежало прекращению производством. Оставалось решить вопрос о дальнейшей судьбе ребенка и о сохранении тайны"…

Финал этой истории такой. Белобородов за покушение на убийство своего сына (его виновность была полностью доказана) был приговорен облсудом по ст. ст. 15, 136 УК РСФСР к восьми годам лишения свободы, медики-взяточники и Белобородова попали под амнистию. Блинов встретился с горе-матерью, имея на руках постановление о прекращении в отношении нее уголовного дела и освобождении из-под стражи. Та на радостях даже не спросила, найден ли ее младенец. Умолчал об этом и Блинов. А после разговора следователя с главным транспортным прокурором с глазу на глаз ребенок "по умолчанию" остался с новой матерью.

Эпоха сталинизма и эпоха Брежнева

За расследование этого дела Блинов был премирован Генпрокурором СССР наручными часами, а председатель Челябинского областного суда Михаил Колотыгин, знакомившийся с этим уголовным делом, в 1959 году предложил старшему следователю транспортной прокуратуры перейти на работу в облсуд. Блинов согласился: "Несмотря на то, что я был фанатиком прежней службы, дал согласие на эту ответственейшую должность. Мне опять доверяли решать судьбы людей, совершивших тяжкие преступления".

"На следственной и судебной работе мне пришлось работать и в жесточайшую эпоху сталинизма, и в более демократические времена Хрущева, Брежнева, Андропова, — пишет Блинов. — Естественно, волей или неволей, приходилось выполнять тре-бования карательной политики времени. В основном эти требования соответствовали борьбе с преступностью и моим убеждениям. Однако в отдельных случаях партийные чиновники на местах диктовали принятие более лояльных следственных и судебных решений к отдельным лицам, совершившим преступления. Несмотря на указанные диктаты, я старался строго соблюдать принципы справедливости. Совершивший преступление должен быть наказан в соответствии с законом, содеянным и с учетом смягчающих и отягчающих вину обстоятельств, как этого требует закон".

"Почти за шесть лет, — продолжает автор, — судом под моим председательством было рассмотрено большое количество сложных и многотомных дел. Виновным назначалась, в том числе, и высшая мера наказания — расстрел. Такая мера в 60-80 годах применялась довольно часто, в соответствии с требованиями карательной политики государства того времени". (При этом Блинов не скрывает своего убеждения в том, что высшая мера наказания должна и сегодня присутствовать в законодательстве РФ).

"Печать смерти на лице — не досужий вымысел"

Каждое "расстрельное" дело, независимо от количества томов, Блинов перечитывал по нескольку раз, опираясь на свой опыт сложных расследований, интуицию. Ни один его приговор не был отменен Верховным Судом. Вместе с тем Блинов пишет и о "психологических и нервных травмах", которым были подвержены судьи, народные заседатели и стороны при рассмотрении дел, связанных с "расстрельными" статьями. "[Ты] видишь, как меняется лицо приговоренного. Печать смерти на лице — не досужий вымысел". И далее: "Одни [судьи] — спали спокойно, полагая, что добросовестно выполнили свой долг перед обществом, другие — не в состоянии были огласить приговор и за них это делали народные заседатели. Я же, после оглашения, испытывал такие чувства, будто из меня удалили внутренности, я плохо спал и не чувствовал под ногами землю. Такое депрессивное состояние у меня продолжалось до нескольких недель. Затем насущные заботы поглощали меня и я, таким образом, приходил в нормальное состояние".

В подтверждение этого автор приводит в книге немало примеров из своей судейской практики. Однажды он рассматривал дело подсудимого, изнасиловавшего двух девочек, — восьми и четырнадцати лет. После оглашения смертного приговора мать осужденного забилась в истерике, пыталась прорваться к судье с душераздирающим криком "Не дам расстреливать сына!". А после окончания заседания одному из народных заседателей потребовалась медицинская помощь: у него от нервного стресса отнялась рука.

Дело, ранившее в сердце

Судья коллегии по уголовным делам Челябинского областного суда Блинов восемь раз произносил эту фразу: " <…> приговаривается к высшей мере наказания — расстрелу". Последний такой процесс едва не стал роковым для него самого.

В городе Пласт взяли четырех членов банды, которая грабила и убивала по ночам шахтеров, возвращавшихся со смены (доходило до того, что люди отказывались ходить на работу во вторую смену). С учетом антиобщественного характера преступлений", партруководство области распорядилось провести в Пласте выездное заседание областного суда. При этом обком КПСС и исполнительные власти до процесса и в ходе него делали заявления, что преступники "понесут самое суровое наказание".

В ходе судебных разбирательств Дом культуры был переполнен потерпевшими, родственниками погибших. Многим горожанам пришлось расположиться на улице возле здания суда. Большинство следило за процессом из дома — ход субных заседаний транслировался по местному радио. И вот кульминационный момент - оглашение приговора. Блинов, председательствоваший на процессе, остался верен себе и закону: двое из банды были приговорены к смертной казни, а двое подельников, не достигших совершеннолетия - к максимальному сроку, предусмотренному в этом случае УК — 10 годам лишения свободы.

Не успел он закончить последнюю фразу приговора, как началось невообразимое. Жители Пласта, настроенные на "самое суровое наказание", сломали возведенные на время процесса перила между сценой и залом и ринулись к оркестровой яме, где находились подсудимые. От самосуда их с трудом спас конвой. А судью медики после этого процесса с трудом вытащили "с того света" — Блинов перенес обширный инфаркт и 11 дней находился без сознания. Только через три года он вернулся к судебной практике, но уже как член кассационной коллегии.

Сильней отцовских запретов

После ухода в отставку в 1987 году Блинов до 1999 года работал в областном управлении юстиции, а затем в районном суде консультантом. За 50 лет в юридической профессии он в той или иной форме постоянно сталкивался с крайними проявлениями человеческой жестокости с одной стороны и страданиями - с другой. И он не хотел для своих детей такой судьбы. Однако тяга к юридической деятельности у детей и внуков судей (жена Блинова, Маргарита, также была судьей Челябинского облсуда) оказалась сильнее уговоров и даже прямых запретов патриарха рода Блиновых: сын Сергей стал следователем (начальником следственного управления г. Озерска), дочь Татьяна — мировым судьей, внучка Юлия — адвокатом, а внук Костя — заместителем начальника отдела в Следственном комитете.

Основным методом в борьбе с революционным движением был неусыпный полицейский надзор, который возбуж­дал волну доносов, провокаций, арестов. Был увеличен штат От­дельного корпуса жандармов, созданы новые жандармские учреж­дения - отделения по охранению порядка и общественной безопас­ности (сокращенно-охранные отделения). Они не подчинялись местным жандармским органам и могли действовать совершенно самостоятельно. В их обязанности входило предупреждение стачек, борьба против уличных демонстраций, собраний, наблюдение за подозрительными лицами, учебными заведениями, обществами, клу­бами и т. д. Охранные отделения имели значительные штаты «охран­ной наружной службы» - секретных агентов и особо секретных сот­рудников - провокаторов. На создание этого аппарата тратились большие средства. Например, за арест известного народника М. Ф. Грачевского только одному жандарму было выплачено 15 тыс. руб., а жандармскому офицеру, арестовавшему народо­вольца С. А. Иванова, был пожалован орден и 3 тыс. руб. Охран­ные отделения имели сеть провокаторов внутри рабочего и револю­ционного движения. Широко известны наиболее крупные провока­ции - «дегаевщина» и «зубатовщина». Развитие политического сыс­ка привело к созданию в конце 1882 г. секретной полиции. Важным орудием царизма была специально созданная заграничная агенту­ра, которая следила за революционерами-эмигрантами, возбужда­ла против них общественное мнение европейских стран.

В обстановке реакции серьезной помехой в карательной деятель­ности были судебные уставы 1864 г. С вводом положения от 14 ав­густа 1881 г. в судопроизводстве по политическим делам была огра­ничена гласность. Однако правительство пошло еще дальше и с целью нейтрализации оппозиционного звучания политических дел указом от 12 февраля 1887 г. предоставило министру юстиции полное право закрывать двери заседаний любого суда. С прекращением публикации отчетов о политических процессах было покончено с пе­чатной гласностью. Из юрисдикции суда присяжных были изъяты все дела о насильственных действиях против должностных лиц. Фактически разрушив принцип несменяемости судей, царизм создал для себя более благоприятные возможности для оказания адми­нистративного давления на суды. Все эти меры не были чем-то но­вым в деятельности правительства, ибо они лишь узаконили прак­тику, которая вопреки закону применялась на политических процес­сах и раньше.

Жертвами реакции стали печать и школа. 27 августа 1882 г. были утверждены новые «Временные правила» о печати, которые усиливали репрессивные меры против печати. Администрация полу­чила законные санкции закрывать любой периодический орган, ли­шать издателей и редакторов прав продолжать свою деятельность, если она будет признана «вредной». На редакции возлагались обязанности своеобразных осведомителей - по требованию поли­цейских органов они должны были сообщать имена авторов статей, помещенных под псевдонимами. Опираясь на новое законодатель­ство, в 1884 г. власти обвинили редакцию демократического жур­нала «Отечественные записки» в поддержке связей с революционе­рами и запретили его издание. Были закрыты многие другие про­грессивные издания.


Идеологи реакции К. П. Победоносцев и М. Н. Катков одним из средств борьбы с революцией считали «натуральную земляную силу инерции», под которой подразумевалось развитие невежест­ва и предрассудков. Типичной для идеологов реакции была враж­дебность к интеллигенции и студенчеству. Неоднократно подчерки­валось, что революционное движение держится только поддержкой «учащегося пролетариата», поэтому своей важнейшей задачей пра­вительство считало насаждение в университетах «верноподданничес­ких настроений». 23 августа 1884 г. был введен новый универ­ситетский устав, в котором были проведены реакционные принци­пы управления учебными заведениями. Была фактически уничтожена автономия университетов. Ученые советы и факультеты были сильно скованы в своих действиях. Замещение вакантных должностей преподавателей, избранных советами, происходило после утверждения министром просвещения. Был уничтожен университетский суд. Силь­но возросла роль попечителя округа, который получал право созы­вать совет и присутствовать на его заседаниях, назначать деканов, наблюдать за преподаванием, т. е. фактически руководить всей жизнью университета. По указу 1887 г. Получение стипендии и пособий, назначен­ных правительством, зависело от весьма субъективных отзывов о студентах инспекторов. Наряду с этим в 1886 г. были ограничены льготы по призыву в армию для лиц, имеющих образование, и уве­личен минимальный срок военной службы до одного года. Прави­тельство не смогло в целом вернуть университеты к дореформенной эпохе. Урон был нанесен в другом: университетам были ограни­чены ассигнования. Темпы развития университетского образования и научных исследований снизились, что имело отрицательные послед­ствия для научного прогресса в масштабах всей страны.

Прежде чем приступить к рассмотрению вопросов, касающихся собственно содержания институтов амнистии и помилования, необходимо определиться с рядом основополагающих понятий. Общеизвестно, что определению понятия должно служить выделение наиболее существенного в нем, иными словами, познание сущности того или иного явления1. Так, Д.П. Горский указывает на то, что раскрытие существенных свойств предмета позволяет выяснить необходимые закономерные связи, при этом в содержание научных понятий необходимо включать отличительные существенные свойства, «познание которых ведет к раскрытию закономерных связей предметов, способствует выяснению других свойств предметов и знание о которых входит в ту или иную научную систему»2. По нашему мнению, все сказанное относится в том числе и к определению понятия карательной политики государства. Это позволит указать на ее цели, сущность, раскрыть содержание, формы выражения карательной политики государства и, что немаловажно, обозначить направления карательной политики отечественного государства в постсоветский и современный период.

Приступая к изучению сущности карательной политики государства можно указать на се особую значимость. Так, один из виднейших русских юристов Н.С. Таганцев верно отмечал, что «карательная деятельность имеет в виду устранение вреда, уже внесенного преступным деянием в общественную жизнь, и такое лечение или заглажение зла не менее важно для общества, как и его предупреждение»1. В связи со сказанным нельзя обойти вниманием вопрос о том, в каком соотношении находится понятие карательной политики государства с понятием уголовной политики, хотя сразу необходимо оговориться, что рассмотрение вопроса о различных подходах к определению уголовной политики выходит за рамки настоящего исследования. В целом можно предположить, что уголовная политика определяет своим содержанием систему правовых норм, призванных обеспечивать противодействие преступности. Зададимся вопросом о том, определяются ли направления строгости карательной политики государства содержанием правовых норм, и уголовно-правовых в частности. Высказанный тезис основан также на системном подходе, возможности применения которого в юриспруденции очевидны.

Отметим также, что в общей теории права в качестве одного из важнейших моментов подчеркивается, что «применение норм права связано с разрешением конкретного дела на основе и в пределах нормы, подлежащей применению»2. Интересно, что карательная политика государства напрямую зависит в том числе и от субъекта применения права, поэтому не случайно то, что судебная практика определяется некоторыми авторами как «правоприменительная политика»3.

Карательную политику государства, которая, как мы считаем, является частью уголовно-правовой политики, необходимо представлять не в динамическом, а в статическом аспекте.

Поэтому трудно согласиться с пониманием уголовной политики, которое мы встречаем у А.В. Наумова.

Данный автор относит к ней не конкретное решение вопроса о преступности и наказуемости деяния, а тенденцию в их определении (в виде расширения, стабилизации, последовательного сокращения)1. Исходя из толкования слова «тенденция» в качестве направления развития2, можно сделать вывод о том, что усиление, ослабление или неизменность карательной политики как раз выступают ее тенденциями, то есть развитием, скажем условно, складывающимся в конкретный временной период (статичной) нака-зательной политики государства. Важность именно такого понимания карательной политики трудно переоценить, так как при таком подходе можно установить ее результаты, приблизиться к поиску эффективных путей ее осуществления, а значит, определить тенденции карательной политики государства.

СВ. Полубинская замечает, что уголовная политика в области применения наказания базируется на целях наказания3.

Считаем, что карательной политике государства могут быть присущи цели применения уголовного наказания, законодательно установленные ст. 43 УК РФ: а) восстановление социальной справедливости; б) исправление осужденного; в) предупреждение совершения новых преступлений. Таким образом, очевидна специфика подходов к достижению данных целей, которые реализуются посредством установления уголовно-правового запрета и применяемого уголовного наказания,

Следовательно, основной, наиболее общей целью может служить, как подчеркивает В.И. Зубкова, «обеспечение эффективного сдерживания преступности» . Рассмотрим определение карательной политики, данное В.И. Зубковой, Так, она пишет, что «карательная политика» определяется «не как цель покарання, а как объективный фактор, связанный с политикой в сфере применения и определения наказания, с тенденциями их гуманизации или ужесточения на практике; к нему относятся и средства, применяемые к по-дозреваемым, обвиняемым и осужденным» . И далее, она подводит итог, отмечая, что карательная политика есть «часть государственной политики в области борьбы с преступностью, которая осуществляется средствами и мерами уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства в связи с совершением преступления, привлечением к уголовной ответственности и наказанию и его исполнением»3.

Анализ данного тезиса позволяет нам отметить, что тенденции гуманизации или ужесточения наказания проявляются на практике в определенные периоды, связанные с социально-экономическими, политическими, духовными и иными факторами, основа данных тенденций заложена и в существующих положениях уголовного закона, и материалах практики их применения, определяющих карательную политику государства и выступающих формами ее выражения. Нельзя не согласиться в связи с этим с высказыванием Я.Г. Стахова о том, что «происходит не только влияние уголовной политики на социальную политику государства, но и происходит обратный процесс, а именно, влияние экономических преобразований, социальных программ на причины и условия возникновения преступности и, в конечном итоге, на уровень преступности»4. Верным представляется и мнение Г.К. Мишина о том, что «уже на начальном этапе исследования современной уголовной политики следует уделять внимание определению и различению инкорпорированных в современный уголовный закон собственно правовых и политических элементов»1.

Селезнева M.В.,
соискатель Владимирского
юридического института ФСИН МЮ РФ

Также рекомендуем прочитать (для перехода нажмите на название статьи):

В условиях резкого изменения государственного, экономического и общественного строя неизбежно претерпевает изменения карательная политика государства. Она наполняется новым содержанием не всегда отвечающим общественным ожиданиям. Об этом свидетельствует тот такт, что при разрушении Советской власти в 90-х годах прошлого века карательная политика этого строя осталась неизменной, а по ряду направлений она в значительной степени ожесточилась. Достаточно отметить появление таких сроков лишения свободы, как 20 и 25 лет. Более того, был установлен срок наказания в 30 лет. Кроме того, в практику вошло пожизненное лишение свободы, чего не знала карательная политика советского периода. Таким образом, ставка на ужесточение карательной политики нашла свое проявление в новой демократической России.

Анализ юридической литературы и законодательных актов советского и современного российского государства дает основание сделать вывод о том, что отсутствие стабильной карательной политики, ничем не обоснованное ее смягчение или ужесточение не могут способствовать воспитанию у граждан уважения к закону, а значит позитивно повлиять на уровень преступности в обществе. Обратимся к фактам. Оценивая влияние карательной политики государства на наполнение мест лишения свободы, П.И. Стучка писал, что в силу различных субъективных и объективных причин в первом десятилетии после революции 1917 года уголовное законодательство шло то по пути увеличения сроков наказания, то, наоборот, - сокращения. Он отмечал, что «мы делали это стихийно, теоретического подхода, теоретической помощи у нас не было и, прибавим, быть не могло». И действительно, по Уголовному кодексу РСФСР 1922 года минимальный срок лишения свободы был установлен в шесть месяцев, но уже в 1923 году постановлением ВЦИК РСФСР он был понижен до одного месяца. Постановлением ВЦИК РСФСР от 16 октября 1924 года минимальный срок понижается до 7 дней. Уголовный кодекс РСФСР, принятый в 1926 году, установил срок лишения свободы в один день. Не последнюю роль в этом сыграло отсутствие реальной возможности применять меры наказания не связанные с лишением свободы (принудительные работы, штрафы и т.д.). Корректировка уголовного законодательства сразу же повлекла за собой резкое увеличение числа осужденных в местах лишения свободы. Для того, чтобы разрядить обстановку президиумы ЦИК союзных республик использовали ч. 2 ст. 3. Основных начал Уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик и предложили распределительным комиссиям пересмотреть все дела заключенных и освободить условно-досрочно тех, которые в данный момент не являлись социально опасными. Кроме того, в 1927 году пришлось прибегнуть к амнистии, по которой было выпущено из мест лишения свободы свыше 60 тысяч человек. Однако, уже к концу года места лишения свободы вновь оказались переполненными.

Надежды руководителей коммунистической партии на то, что ликвидация эксплуатации человека человеком, ликвидация безработицы и т.д. приведут к постепенному снижению уровня преступных проявлений, не оправдались. Стремления регулировать численность заключенных в местах лишения свободы посредством амнистий также не приносило ожидаемых результатов.

Либеральная карательная политика государства в 20-х годах ХХ в. в сочетании с ежегодными амнистиями для осужденных своим следствием имело резкое увеличение числа преступных проявлений в стране. Это обстоятельство побудило внести коррективы в карательную политику, что и было сделано постановлением ЦИК и СНК СССР от 6 ноября 1929 года «Об изменении статей 13,18, 22 и 38 Основных начал уголовного законодательства Союза СССР и союзных республик», которое предусматривало лишение свободы в исправительно-трудовых лагерях в отдаленных местностях Союза СССР сроком от трех до десяти лет, которые впоследствии стали основным местом отбывания уголовного наказания. Впоследствии были введены смертная казнь и тюремное заключение, введены в 1943 году каторжные работы для лиц, сотрудничавших с немецко-фашистскими оккупантами.

Вместе с тем следует отметить, что суровая уголовная политика обесценивалась уголовно-исполнительной политикой вследствие условий отбывания наказания в исправительно-трудовых лагерях мало отличавшихся от жизни на свободе, вследствие перевода значительных масс осужденных на колонизацию на правах вольнонаемных граждан, объявления массовых амнистий по случаю установления советской власти национальных республиках, в связи с окончанием строительства Беломоро-Балтийского канала и канала Москва-Волга, а также вследствие массового пересмотра приговоров в 1933 году в отношении лиц, отбывавших наказание в виде лишения свободы. Кроме этого до 1939 года широко использовалось условно-досрочное освобождение от наказания. Противоречие между уголовной и исправительно-трудовой политикой особенно обострилось в 1947 году. С одной стороны, в целях повышения эффективности борьбы с преступностью широкое распространение стали получать жесткие, чрезмерно строгие меры наказания в качестве средства уголовно-правовой защиты социалистических общественных отношений, а с другой - в интересах производственно-хозяйственной деятельности ГУЛАГА Совет Министров СССР начал широко использовать практику досрочного освобождения заключенных без учета степени их исправления.

Думается, следует признать ошибочным отмену смертной казни в стране в 1947 году, поскольку это повлекло за собой ряд негативных последствий. Во-первых, пришлось уже в этом году принять ряд указов, направленных на усиление борьбы с хищениями и кражами, установившими наказание в двадцать и двадцать пять лет лишения свободы; а во-вторых, накалило обстановку в ИТУ и способствовали усилению противоборства между соперничавшими преступными группировками в борьбе за лидерство, за право обирать честно работавших заключенных, вызвало рост преступности в местах лишения свободы.

Не имея возможности обычными мерами справиться с разгулом бандитизма в местах лишения свободы, ГУЛАГ, руководство МВД СССР, руководители партийных и советских органов, уже с конца 40-х годов ХХ в., неоднократно ставили перед правительственными органами вопрос о внесении изменений в указ об отмене смертной казни, с тем, чтобы его действие не распространялось на заключенных, совершивших бандитские действия в лагерях и колониях. Президиум Верховного Совета СССР 13 января 1953 года издал Указ «О мерах по усилению борьбы с особо злостными проявлениями бандитизма среди заключенных в исправительно-трудовых лагерях» .

Практика советского времени со всей очевидностью показала, что стремление либерализовать карательную политику приводит, в конечном счете, к противоположному результату. Об этом, в частности, свидетельствует тот факт, что введение в действие нового Уголовного кодекса РСФСР в 1961 году, по которому максимальная санкция за преступление составляла 15 лет, и необходимость приводить в соответствие ранее вынесенные приговоры, превышавшие этот срок, вынудило уже а в 1962 году принимать указы, существенно усиливавшие уголовную ответственность за хищения, взяточничество и многие другие виды преступлений. Вводится и впоследствии широко применяется наказание в виде смертной казни.

В последующие годы карательная политика стала широко корректироваться ежегодными амнистиями в отношении различных категорий осужденных (в некоторые годы число амнистий доходило до 3-5 в год) и за счет введения института условного осуждения (освобождения) с обязательным привлечением осужденных к труду. Попытки таким образом искусственно снизить число лиц, изолированных от общества, не приносили необходимых результатов и численность осужденных за колючей проволокой в конце 80-х годов ХХ в. составляла свыше миллиона человек.

Демократизация российского общества в 90-х годах ХХ в. в целом обернулась ужесточением уголовной политики. Появились такие сроки лишения свободы как 20 и 25 лет, а затем 30 лет и к тому же еще пожизненное лишение свободы. Два последних вида наказания не знала практика советского периода, а последнее не применялось даже в дореволюционной России. Ужесточение уголовной политики можно было бы расценивать как стремление оградить общество от преступников всерьез и надолго. Однако это не так. После передачи мест лишения свободы в августе 1998 года из МВД в Минюст, последний проводит ежегодные амнистии, объясняя это стремлением избавить исправительные учреждения от перенаполнения. Постоянные амнистии, начиная с 60-х годов ХХ в., чего не делает ни одна страна в мире, обесценивают наказание и вызывают недовольство у граждан, страдающих от разгула преступности. К тому же амнистии дополняются президентскими помилованиями, а теперь уже комиссий по помилованию при губернаторах. В результате, как об этом пишет В.И. Хребтов, только по амнистии, проведенной в 2000 году, на свободу вышло значительно больше преступников, чем в холодное лето 53-го года. От наказания было освобождено 750 чеченских боевиков.

Современная карательная политика, как и прежде, корректируется в сторону смягчения на стадии следствия, судебного разбирательства и в процессе исполнения уголовного наказания в виде лишения свободы. Именно это обстоятельство создает условия для злоупотребления служебным положением для сотрудников правоохранительных органов. За примерами далеко ходить не приходится. Для этого достаточно посмотреть на любую статью уголовного кодекса. К примеру, возьмем ст. 105 УК РФ (убийство). Здесь мы видим, что умышленное причинение смерти другому человеку наказывается лишением свободы на срок от шести до двадцати лет либо смертной казнью или пожизненным лишением свободы. Растянутая санкция позволяет злоупотреблять как на стадии предварительного расследования, так и в процессе судебного разбирательства.

Поэтому материально обеспеченный преступник всегда находит возможность облегчить свою участь. Думается, что зарубежный опыт назначения уголовных наказаний за содеянное преступление следовало бы использовать в нашем законодательстве. Корректировка карательной политики, которая практикуется в нашей стране на протяжении многих десятилетий, не способствует снижению уровня преступности, не может воспитывать правопослушных граждан, не способствует возникновению чувства уважения к закону.

На наш взгляд, раз и навсегда следует отказаться от корректировки карательной политики при помощи амнистий, широкого применения практики помилования, а тем более от ее корректировки волевым способом. Карательная политика государства с соответствующей юридической базой должна быть рассчитана на длительное время. Только в этом случае наказание сможет выполнять позитивную функцию в обществе.